Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

Лебеди, чайки… Кто объяснит, почему русские классики воспевали стервятников? Лебеди, белые и черные, чайки…

Образ русской культуры. Стервятники.

— Ста-арый… — Якубовский задержал Караулова, и они чуть-чуть поотстали. — Где гарантия, что эта банда — последняя, кого я буду кормить? И в этой… вечно голодной шпане… как доверять-то? — прошептал он. — Особенно Макарову?.. Мужик с женской психикой!

— Все может быть, — зевнул Караулов. — Но за ними — дядя Коржаков, брат. Знаешь, как Мохаммед Али определил, что такое бокс? «Это, — говорит, — такая профессия. Трава растет, птички летают, волны смывают песок, я бью людей…»

Если честно, Караулов не знал, как его успокоить. Разумеется, сам факт, что в Цюрих явился Андрей Михайлович Макаров, специалист по грязной работе… — да, они оба, Якубовский и Караулов, понимали, что Москва ждет от Якубовского сенсаций. Чем больше информации он выдаст, тем лучше: дерьмо, как любой полезный и не портящийся продукт, всегда в цене.

Вот и кафе, — останавливаясь в «Савое», Якубовский всегда завтракал именно здесь. «Савой» настаивал, чтобы постояльцы спускались к завтраку в строгих костюмах, а Якубовский любил шорты, в них удобнее, поэтому он сразу уходил на берег озера, где сверкало солнце и никого по утрам не было.

…Официант сдвинул два круглых столика. Сели на диванчиках, полукругом: уютно, тихо, главное — как спокойно вокруг! — Это французское «бистро»? — озирался Макаров. — Что-то типа… «Де Пари»?

Караулов вздохнул?:

— Французское. Из всех французских самое французское.

— Мне бы пивка… — робко попросил Илюшенко, отложив меню в сторону

Он читал только на русском.

— А шампанского… нам можно?.. — Макаров с надеждой смотрел на Якубовского. — Холодненького… так, для настроения?..

— Отмечать-то пока вроде нечего, — заметил Караулов.

— Шампанского так шампанского, — Якубовский смотрел на Макарова, как на поданный официантом суп, который никто не заказывал. — «Моет Шардон»! Бутылку.

— С чего начнем?

— Я-яичницу — попросил Илюшенко.

— Встречу с чего начнем? Перед яичницей в шампанском?

Макаров еще раз оглянулся по сторонам.

— Мы бы хотели иметь… сами знаете что…

— А что? — прошептал Якубовский.

— Баранников…

— Ах, Баранников… Ранее, к сожалению, не судимый?

— Тихо, тихо… тут могут быть русские…

— Какие русские, Андрюша? — громко засмеялся Караулов. — Здесь одна бабка с клюкой…

В кафе было пусто, но в другом конце зала пожилая, чопорно одетая дама читала «Блик» — забавную швейцарскую газету

— Бабуля… стремная, — прошептал Макаров. — По-моему, за нами шла… Как, Алексей Николаевич:

— Не шла, а летела! — прошептал Караулов. — На метле.

Макаров обиделся:

— Ду-у-рак!

Официант подал четыре запотевших бокала.

— Андрюша, мы с тобой две параллельные прямые… — заметил Караулов. — Пересеклись только сейчас, только это ошибка.

Якубовский поднял палец и прошептал:

— Тише, здесь могут быть русские…

Все засмеялись.

— Значит, так… — Илюшенко открыл чистый блокнот. — Нас интересуют: размеры взяток, формы расчета, услуги, характер отношений — прежде всего с Баранниковым. Лучше бы, Дмитрий Олегович, если бы вы чистосердечно сами обо всем написали. Можно… — он понизил голос, — на Александра Васильевича, можно — на Филатова, главу администрации…

— А на Ельцина?

— Еще лучше.

— Бориса, сына Николая, уральского плотника? Три года отсидевшего при Сталине за воровство? Борис Николаевич, я сам читал, сказал, что его папа — политический, но за политику не давали три года…

Выпад против Президента Илюшенко и Макаров пропустили — как по команде — мимо ушей.

— Писать можно и на Ельцина… — согласился Илюшенко. — Почему нет?.. Главное — чтоб правда была, ибо раскаяние…

Еще бы слово, и Якубовский опрокинул бы столик.

— Алексей Николаевич…

— Слушаю.

— Окстись, отец! Ты на кой ляд в Цюрих приперся? Чтобы явку с повинной оформить?

— Господин Илюшенко сейчас отдает дань уважения некоторым формальностям… — объяснил Макаров.

— Дань уважения, Андрей Михайлович, это на кладбище! Там, где липы вековые. А я меньше всего хочу, чтобы дороги, которые мы выбираем, превратились бы в пороги, которые мы потом обиваем…

Официант подал бутылку шампанского.

— Забери, — Якубовский швырнул ему свой бокал. — Мне моя жизнь пока дорога.

— Капучино, круассан, салями, мюсли, сыр, — диктовал Макаров. — Тарелку сыра… побольше…

— Кока-кола, — приказал Якубовский. — И айс!

Караулов заказал сырые яйца.

— А вы, Алексей Николаевич?

— Яичницу с салом по-домашнему и… то, что Андрей Михайлович попросил. Мне тоже. Пусть принесут.

«Сдохнет, — подумал Якубовский. — Не успеем договориться!» Официант хотел что-то объяснить, но Якубовский хлопнул его по спине:

— Иди, брат! Тащи все, что дяди приказали!

Макаров поднял бокал:

— Со свиданьицем в гостеприимной Швейцарии! Пьем? Да, Алексей Николаич?

— Пьем, — разрешил Илюшенко. — а встречу!

Караулов удивлялся: как Димка не понимает (умный же человек, черт возьми), эти ребята не умеют вести себя по-другому. У них каждый день как последний, ибо Борис Николаевич больше всего на свете любит снимать людей с работы.

Макаров подобострастно смотрел на Якубовского:

— За тех, кто не пьет, Дмитрий Олегович!

Якубовскому принесли кока-колу.

— О-очень вредно… — протянул Макаров. — Безобразие, кстати, Алексей Николаевич: лимонад крюшоны и даже квас в Москве совершенно исчезли…

Он очень смешно скатывал губы в трубочку, и в его голосе действительно появлялись женские нотки.

— А вот эта отрава… — кивнул он на кока-колу, — сейчас на каждом шагу! — Безобразие! Вы же, Алексей Николаевич, тоже так считаете, — да?..

Он подобострастно заглядывал ему в глаза.

— Почему нет? — важничал Илюшенко. — Предлагаю, коллеги, такой алгоритм. Вы, Дмитрий Олегович, быстренько все нам обрисуете, особенно — ситуацию с Баранниковым и Степанковым. Мы с Андрей Михайлычем сразу выйдем звонком на Москву, ну и… подумаем, как нам строить рабочие отношения…

Проговорили они часа четыре: Баранников, Дунаев, Степанков, Шумейко, Бирштейн, Руцкой…

Огромное впечатление произвели телефонные разговоры Якубовского с Баранниковым (Якубовский оказался хитрее руководителя государственной безопасности Российской Федерации; все их беседы он записал на диктофон).

Макаров забрал у Якубовского кассеты, чтобы передать их «лично Президенту», но обманул: в Москве он вызвал к себе журналиста Минкина из «Московского комсомольца», который их тут же опубликовал.

Макаров не верил, что Валентин Степанков, Генеральный прокурор страны, служит Якубовскому всего за десять тысяч долларов в месяц. Тогда Якубовский позвонил Степанкову — правда, для этого пришлось вернуться в «Савой». Его тут же соединили с Генпрокурором, и он быстро объяснил «дорогому Вале», что по Цюриху сейчас шляется адвокат Макаров, хочет выведать о нем, о Якубовском и об их «с Валей» деловых отношениях все до капли, это стало проблемой, ибо известные «Вале» счета — именно в Цюрихе.