Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

Кто ты, шофер автобуса? Как тебя зовут? Как сложилась твоя судьба? Так и остался, бедняга, шофером?

Сколько в России таких вот… незаметных людей, способных на подвиг? Они ведь не знают, что способны на чудо.

Если бы не этот шофер, если бы бабы из совхоза «Московский» вдруг подняли Березовского на вилы, кто знает, каким бы он был, русский XXI век?

Кто знает…

Как сложилась судьба Яши Синякова, неизвестно. По совхозу ходил слух, что Яшу отдали (на глумление) плотнику Степану.

Степан пил до конца недели, значит какие-то деньги у Яши были…

Березовский отправился на АвтоВАЗ», подальше от Москвы, внедрять на «АвтоВАЗе» математические программы. Как выяснилось — абсолютно никчемные. В эти дни московский искусствовед Александр Рубинштейн познакомил Березовского с драматургом Шатровым, и верный ленинец Шатров (за скромный гонорар в две тысячи долларов) привел Березовского в Кремль, к Александру Николаевичу Яковлеву.

Встреча была полезной. Яковлев помог Березовскому с организацией еще одного кооператива — «ЛогоВАЗа». Разумеется — совершенно бесплатно [39].

Здесь, на «ЛогоВАЗе», и пересеклись интересы Березовского и Сильвестра, он же Тимофеев: не сумели они поделить магазин «Орбита» в Москве, где Березовский собирался открыть автосалон.

Под «Мерседес» Бориса Абрамовича боевики Сильвестра заложили тротиловую бомбу. Погиб шофер: взрыв оторвал ему голову, и она упала прямо на колени Березовского, сидевшего за его спиной.

Ошалев от взрыва, Березовский вышел из «Мерседеса» с головой шофера в руках.

Он был в прострации.

— Юдьфь! — сокрушался искусствовед Рубинштейн.

Борис Абрамович был сильно контужен, осколки изрешетили его лицо и руки; он месяц не выходил из больницы, но потом вдруг очнулся:

— Я не позволю пустить свое дело под нож!

Антон знал: Березовский ответит Сильвестру. И не промахнется.

Если пуля для Сильвестра уже отлита, зачем тогда нервничать?

У Антона и так полно проблем, и одна из них — Ачинск. Таких производственников, как Чуприянов, в Ачинске больше нет. И Ачинск — это не Красноярск, люди из Москвы (если искать кого-то на стороне] здесь не приживутся. — Кто будет держать комбинат? Работать кто будет?

Антон предложил: когда комбинат станет наконец его, Антона, собственностью, он оставит Чуприянова в качестве наемного работника. Директора! Чуприянову положат хорошую зарплату. В семьсот раз больше, чем было при коммунистах.

Единственное условие: Чуприянов должен продать свои акции. Не отдать, а продать. По дешевке, разумеется. Но это лучше, чем битой в голову!

…ВИП-зал в аэропорту Красноярска — такой же отстой, как и сам аэропорт, кругом грязь. И даже (при таких-то морозах!) плесень.

Тоска подступает, будто не для людей все это строили. Чуприянов летел в Москву, чтобы сразу, тем же днем улететь дальше, в загадочный Таиланд: сначала — в Бангкок, а потом на фешенебельный остров Краби, где песочек и отели, много отелей…

Чуприянов сам отправил себя в отпуск. Он не отдыхал шесть лет.

Антон любит говорить о партнерских отношениях, о взаимной выручке («вы — со своей стороны, мы — со своей…») и — даже! — о мужской дружбе.

Впереди толинг можно заработать, то есть им надо сейчас держаться друг за друга. Более того: у «измайловских» есть хорошие инвесторы, братья Черные, Лев и Михаил, поэтому опыт Чуприянова незаменим…

«Бананово-лимонный» Сингапур и Таиланд — это мечта его детства. Особенно Сингапур.

Океан, Сентоза, детский паровозик с вагонами, лучшая в мире коллекция бабочек, старые пушки в красивой гавани…

Катюха осталась дома, «на хозяйстве». Влюбилась девчонка, дело, похоже, к свадьбе идет, у Катюхи даже свет в лице появился! Парень серьезный, добрый, из Москвы, лет на десять ее старше, но это не беда, мужчина должен быть умнее и чуть старше своей жены — он же мужчина!..

Эх, Антон, Антон… откуда ты взялся, друг? ЭУ, настоящий ЭУ…

Экономический убийца.

Чуприянов закрыл глаза, и ему почудилось, что он летит сейчас навстречу собственной смерти.

Алешка был как побитая собака. Все, даже друзья, сейчас тихо над ним посмеивались. Черт побери, — если бы Алешка понимал, что любая отставка нынче — это как маленькая смерть, что сегодня (время такое), важен не человек, важна его должность, ведь главное в рынке — это прибыль, а там, где серьезная должность — там деньги. И если бы Лев Николаевич Толстой, например, завершив «Войну и мир», захотел бы (допустим эту мысль) лучше узнать современную жизнь и устроился бы в какую-нибудь контору, к какому-нибудь Чубайсу, каким-нибудь управляющим, а эта контора — вдруг — перестала бы давать прибыль, Льва Николаевича (прибыли нет!) попросили бы с работы в два счета! Так вот: если бы Алешка не витал бы в облаках, спустился бы на землю и, как говорит Голембиевский, внимательно, ногами, если угодно, «читал бы книги жизни ея», он ни за что на свете не согласился бы на работу в администрации Президента.

Даже из-за квартиры. Лучше съежиться, но отказаться! Хотя таким людям, как Бурбулис, нельзя отказывать, это факт, уж больно сложные игры они ведут. Ведь Кремль, правительство… в руках Бурбулиса это всего лишь колода карт. А Коржаков терпеть не может картежников. Он хватает молоток и сразу бьет им по пальцам. В какой-то момент в руках у Бурбулиса оказалось слишком много власти. Значит, что? По рукам! Иначе эти руки снова потянутся к картам…

— Ну здравствуй, пидорок!

Коржаков наткнулся на Алешку абсолютно случайно, в управлении кадров, когда Алешка, с «бегунком» в руках, выходил из очередных дверей.

Он никогда не видел Коржакова так близко.

— Так вот ты какой… — прищурился Коржаков. — А ну-ка, спинкой, спинкой повернись…

Алешка смялся, — Коржаков смотрел на него так, будто он хотел выколоть ему оба глаза сразу.

— Здравствуйте, уважаемый Александр Васильевич…

— Ты че ж в стенку влип? Как клоп. Жопой, жопой вертанись, говорю…

Алешка побледнел, и его затрясло. Да уж: Коржаков — самый неприятный человек из тех, кого можно встретить в этом коридоре.

— А штаны, Александр Васильевич, снять? Я ведь без трусов хожу!

— Почему? — удивился Коржаков.

— На всякий случай!

И права Елка: Алешка давно уже не журналист, он твердо стал чиновников, — разве журналист может кого-то бояться?

На нем были роскошные вельветовые джинсы (подарок Бурбулиса). С тех пор, как Геннадий Эдуардович вылетел из Кремля, они еще ни разу не встречались: Бурбулис пребывал в глубоком запое, хотя прежде, в «мирное время», запоев у него вроде бы не было.

— Прикажете… снять? — повторил Алешка.

Он помедлил, повернулся и выставил попку:

— Нравится, товарищ генерал?