Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— Значит, я расхожусь с людьми, — махнул рукой Горбачев.

— Вот именно, Миша. Бывают ситуации… Если ты не отвернулся — теряешь зрение. У тебя привычка доверять окружающим.

— Рынок, рынок… Все кричат о рынке. Что такое рынок? — усмехнулась Раиса Максимовна. — Можешь объяснить?

— Рынок — это как очередь в баню. Кто первый стоит, тот и помоется.

— Понятно… — протянула она.

— Эти перехлесты сплошные… смешно даже… Мое кредо — без крови.

— Правильно, Миша. Только в этой… уже сложившейся ситуации кто-нибудь все равно выкинет Горбачева из Кремля. Помнишь, Лена Чаушеску говорила нам: «Не повезло Николае, не тот народ ему достался…»

— У меня не возникло такое мнение.

— Я просто напоминаю…

— Я тогда сразу засек: так говорить нельзя!

— И ты будешь стрелять в народ, если демократы народ поднимут? Солдат цепью поставишь?

Горбачев поднял глаза:

— Сталин, когда перед войной в Молдавии волнения пронеслись, писал Хрущеву: «Стрелять в людей можно, конечно, но это не наш метод…»

Стрелять — не мой метод.

— Вот. Выстрелишь — и сердечко твое сразу же лопнет! Эту страну, Михаил Сергеевич, никто не выдерживает, в России все президенты рассыпались в маразме: Брежнев, Сталин, Ленин, Черненко… Хрущев… тот вообще полубезумный стал, все говорят. Орал на всех и доорался до диабета, Аджубею два зуба выбил, когда он опять в запой ушел! — Погибать, короче, как Альенде в Чили… ты что, дурак, что ли?

Раиса Максимовна осторожно дотронулась до руки Горбачева, но он вдруг ее резко отдернул.

— Уходить нельзя, слушай… Я найду механизмы, которые обеспечат управляемость. Ведь эти трое соединились на соглашении, которое имеет ввиду, что произойдет процесс разъединения! И хорошо, что сейчас все пересеклось, только твою позицию, все эти умозаключения я не принимал и не приму!

— Дай зажигалку, — Раиса Максимовна потянулась за сигаретами. С недавних пор, с Фороса, она не стеснялась курить в его присутствии. Пепел аккуратно ложился в пепельницу, все, что делала Раиса Максимовна, она делала красиво и спокойно.

— Нагрузим общество демократией, — горячился Горбачев, — а что дальше? Европа от свободы пьянеет, русские — дуреют, хотя я, конечно, не снимаю свое позитивное отношение к демократии.

— Посмотри на меня, Миша, — Раиса Максимовна прикурила, с удовольствием выпуская дым. — Я уже инвалид, с лихвой расплатилась! За нас двоих. И знаешь… мне уже хватит! — она нервно затянулась, на ее глаза навернулись слезы.

Горбачев всегда нервничал, если Раиса Максимовна плакала.

— Знаешь, не соглашусь, потому что регулярно разговариваю сейчас с врачами, — он волновался и почти кричал. — И у них, я вижу, много оптимизма, значит, ты меня не подсекай, не подсекай!..

— Если ты не уйдешь, я погибну, — вскрикнула Раиса Максимовна. — Слышишь? И ты погибнешь… и Ира, и Катя… все погибнем, это вопрос времени!

Горбачев, сгорбившись, сидел на кровати.

— Этот бой не для нас с тобой, Миша, — кажется, она взяла себя в руки. — Крючков прав: люди, страна неплохо к тебе относятся. Пока ты есть — Ельцин силен. Нет тебя — Ельцин сдуется. Ему обязательно надо что-то ломать. Если он ломает, он силен. Сейчас ты только и делаешь, что его укрепляешь! Когда лошадь долго стоит рядом с ишаком, она тоже превращается в ишака!

— Это кто ишак?.. — поднял голову Горбачев. — Ты не улавливаешь, что я сейчас предлагаю какие-то новые шаги, значит это ошибочное мнение, что я оторвался сейчас от всего… Я же вижу, что Бориса водят за нос! Не только Бурбулис, кстати, так Коржаков теперь свои игры играет, да все… подтянулись…

— Ты уйдешь, — перебила его Раиса Максимовна, — Ельцин и год не продержится. Он просто сопьется — в момент! Вот когда страна снова призовет Михаила Горбачева! На фоне этого чудища дремучего… ты, Миша, будешь востребован раньше всех. В первую очередь. Все убедятся, что тогда, в 91-м, Горбачев просто опередил свое время. И в этом, кстати, твоя драма. Как исторической личности… — она опять протянула к нему руки. — Захарка знает, что говорит!

Как же Горбачев ненавидел эту певучую интонацию, Господи!

— Страна? Раиса… ты говоришь — страна? Если я ухожу, страны не будет, ты ж реально смотри! Разрушится все. Сейчас, наоборот, нужен прорыв. А ты видишь одни углы! Если я ухожу, значит и я, считай, подписался под беловежской брехней!

— Ты не останешься, Михаил Сергеевич… — тихо возразила Раиса Максимовна.

— И если Горбачев уйдет, он будет смешон!.. Ты… ты понимаешь это, бл! Отрекся от Советского Союза… Я не от трона, я же от страны тогда отрекаюсь, — ясно?

В последнее время Михаил Сергеевич часто говорил о себе в третьем лице.

Однажды, поссорившись, Михаил Сергеевич бросил Раисе Максимовне (ссорились они часто) что она — «не первая леди», а учительница. Члены Политбюро жаловались, что она организовала лекции для их жен, посадила женщин за парты, пригласила Савелия Ямщикова, который показывал им слайды монастырей и древних икон. Она приглашала поэтов, ей хотелось, чтобы «тетки», как она их называла, почувствовали прелесть живых стихов, одна лекция была о звездах, об астрономии, приехал товарищ из Академии наук… — так «тетки», между прочим, были довольны — все, кроме Любови Дмитриевны, супруги Лукьянова, но это такая… дама, палец ей в рот не клади!

— Они не посмеют стрелять, — вдруг тихо сказал Горбачев.

— Посмеют! Ты Ельцина не знаешь! Ельцин, это же… вот ты представь, держишь пост. Строго держишь пост. А потом — р-раз и где-нибудь в середине наедаешься разной дряни…

Горбачев встал:

— Я сейчас вернусь…

Таблетки там, в кабинете, в ящике стола. Раиса Максимовна о таблетках знала. И Михаил Сергеевич знал, что она прекрасно понимает, почему он так тяжело спит и так тяжело просыпается по утрам. Никогда, никогда он не принимал эту гадость в ее присутствии; даже здесь, дома, в кругу, он хотел быть сильным, очень сильным человеком. По утрам голова была тяжелой, но спасала рюмка коньяка. А к ночи все опять повторялось: тайские таблетки у Горбачева появились этой весной, с шахтерских митингов, когда шахтеры решили штурмом брать Кремль.

— Ты куда?

— В туалет.

— Не надо, Миша! Если ты не можешь заснуть, съешь булочку с маком. Любая таблетка отличается от яда только дозой… — Раиса Максимовна встала. — Не дам! — твердо сказала она. Иришка привезла маковые булочки, мак ешь хоть ложками, от мака уснешь!

— Хочу воды.

— Значит, мы пойдем вместе.

— Ну…

— Миша, почему же ты не обратишься к людям? Почему ты не сделаешь, как сделал Алиев в Баку. Ну почему ты такой беспомощный?.. — она вдруг застонала.

Горбачев по-прежнему сидел на краешке кровати со стаканом кефира в руках.