Акакий Белиашвили - Бесики

Вторая половина дарбази предназначалась для скота и птиц. Куры располагались на жердях, а гуси и утки бродили где попало, чаще у очагов, где потеплее.

Когда Гига начал разводить огонь, гуси с криком разбежались по углам. Успокоившись, они собрались в кучу и, следя за мальчиком, завели беседу на своём гусином языке. Посмотрит один из них на мальчика и проговорит скороговоркой соседу: «Вит-вит, вит-вит», а сосед отвечает: «Вит-ви-ви-вит», а затем оба долго смотрят на происходящее.

Вскоре проснулась и вся семья Дугабы, и жена начала молиться и класть земные поклоны; дочь загромыхала посудой, а старший двенадцатилетний сын Вано подавал отцу то чоху, то обувь, то пояс с кинжалом, то ятаган, то ружьё и пистолет. Дугаба быстро одевался, давая наставления сыну:

— Смотри, сынок, теперь ты, вместо меня, старший в семье (при этих словах жена Дугабы всплакнула, она вспомнила своих двух сыновей, погибших в боях). Сперва вспашете незаливные луга, а потом уже целину у реки. Если, бог даст, вернусь невредимым из похода, принесу тебе ружьё. — Потом, повернувшись к жене, сказал сурово: — Довольно тебе молиться! Положи хлеба на дорогу в хурджины.

— О господи, — простонала жена Дугабы, ещё раз перекрестилась, встала и принялась за дело, — и зачем ты породил нас на свет? Всю жизнь — в тревоге. Всё время — война, походы…

— Не тужи, жена, — приободрил её Дугаба, — сейчас поход будет похож на прогулку. С нами — русские войска…

— Давно я слышу — «русские, русские», а их и не видно.

— Как же не видно? — возмутился Дугаба. — С зимы, говорят, в Душети стоят лагерем. Сосед Кикола своими глазами их видел. Чудеса рассказывает. Они пушки привезли — на больших колёсах, в конской упряжи, не так, как у нас — на волах…

— Бог им в помощь, если они христиане.

— Конечно, христиане! Ну, жена, клади в хурджины сыр, ветчину да не забудь походный бурдюк с вином.

— Сыр, ветчину в пост? — удивилась жена.

— Через неделю — святая пасха, а поход наш, ты думаешь, на два дня? Быть может, и через месяц не вернусь. Да, кстати, и чурчхел да яблок не позабудь положить. Мы с русскими вместе будем пасху справлять. Надо же угостить их… Ну, сынок, — обратился опять Дугаба к старшему сыну, — давай коня и с богом. Табунщики, наверное, уже пригнали лошадей.

На дворе было ещё темно, хотя звёзды уже погасли и на востоке небо стало стеклянно прозрачным. Тянуло холодом, и мальчик, задрожав, запрыгал на месте, чтобы согреться. В деревне, о существовании которой можно было узнать только по поднимающимся из-под земли дымкам, слышался лай собак, пение петухов и голоса соседей.

По отдалённому топоту мальчик догадался, где находился пригнанный табун, и бегом направился туда. Он быстро разыскал отцовского буланого коня, который, узнав мальчика, дохнул на него тёплой струёй воздуха и заржал. Мальчик, схватившись за гриву лошади, проворно вскочил на коня и прискакал домой. Отец уже дожидался с седлом в руках. Пока Дугаба седлал коня, Вано принёс в корытце овса и начал с руки кормить лошадь. Отец, смеясь, сказал сыну:

— Поставь на землю, сам дотянется.

Но мальчик продолжал держать корыто в руках, пока лошадь не съела весь овёс и не стала искать губами зёрнышки на дне корыта.

Вскоре Дугаба услышал зов сотского начальника и, прикрепив хурджины к луке седла, поочерёдно расцеловал домочадцев. Перекинув через плечо поданное ему в последнюю минуту ружьё, он вскочил в седло и направился к церковной площади, где обычно собирались ополченцы во время походов. На площади уже толпились все участники похода и провожающие — старики и детвора Сельский священник в облачении и с кропилом в руках благословлял воинов, брызгая на них освящённой водой из чеканной с ушками бронзовой чаши. Старики тоже благословляли воинов и, воздевая руки к небу, молили бога о даровании победы.

Сотский начальник весело окликнул Дугабу и полушутя, полусерьёзно сказал ему:

— Ты что так поздно? Заважничал, что ли? Разве не знаешь, что царский любимец должен являться первым?

— В бою нужно быть первым, а сейчас не беда, если человек немного опоздает, — ответил Дугаба.

К Дугабе подошла пожилая женщина и, поправив на голове платок, обратилась к нему:

— Да благословит тебя бог и дарует тебе победу, Дугаба.

— Спасибо, кума.

— У меня к тебе просьба, родной. Моего малыша вручаю тебе, — сказала женщина и указала на юношу, который стоял немного поодаль от неё, держа за повод свою лошадь, — ты же знаешь, он один у меня остался, последний. Ему только что минуло шестнадцать лет, совсем неопытен и впервые участвует в походе. Погляди за ним, родной, да дарует господь жизнь твоим детям. Ты старый опытный вояка, и, если он будет рядом с тобой, у меня на сердце будет спокойно.

— Подойди, малыш! — крикнул Дугаба юноше, и тот, улыбаясь, не спеша подошёл к нему, ведя за собой лошадь. — Ты разве впервые в походе?

— Э… не слушайте, — смеясь, сказал парень. — Что я — ребёнок, что ли?.. Подумаешь, в бой иду… Мои предки ходили, отец ходил…

— Всему учиться надо, — сказал Дугаба, сведя грозно брови. — Она о тебе умно заботится, а ты, глупец, обижаешься. Будешь всё время рядом со мной находиться, я тебя многому научу, спасибо скажешь. Не бойся, мать, — обернулся Дугаба к соседке, — буду следить, как за своим сыном. Вернёмся — вместе радоваться будем, не вернёмся — молитвами нас помянешь. Ну, пошли!

Всадники, построившись попарно, выступили из села. Дугаба очутился рядом с одним из стариков, который когда-то учил его искусству сражения.

— Здравствуй, Гела! — окликнул его Дугаба. — Тебе пора бы и отдыхать, ведь за семьдесят перевалило.

— Ну и что же, — весело ответил Гела, — ещё четверых таких, как ты, свяжу! Э-эх, мне, и правда, пора бы отдохнуть, — заговорил старик и стал серьёзным: — раньше, бывало, от зари до зари пашу ли, жну иль на покосе стою, на ногах работаю, не уставал, а сейчас уже усталость чувствую, без отдыха уже не могу работать…

— Ну и сидел бы дома.

— Не могу. Хочу на русских посмотреть, с ними вместе повоевать. Быть может, больше мне не суждено в походы ходить. Я с царём Ираклием во всех походах бывал. Да что говорить, ты ведь сам всё время со мной был рядом. Сколько горя и тяжёлых дней мы с тобой видели! И всегда, во всех сражениях, меня мучила одна мысль: почему мы всё время воюем одни, почему у нас нет такого соседа, который стоял бы рядом с нами и помогал бы нам разить противника? Тяжело нам одним-то. Врагов у нас много, со всех сторон напирают: и турки, и лезгины, и персы. Разоряют народ, жгут деревни, в плен уводят, потом продают в рабство. Тяжело нам без помощи русских.

— Не ты один, все мы так думаем, — перебил его Дугаба.

— Сколько уже лет шёл у нас разговор о русских, о дружбе с ними, и вот, наконец-то, слава всевышнему, дождался я — русское войско идёт вместе с нами на турок. Как же мог бы я сидеть дома и не видеть русское войско, о котором рассказывают чудеса? Нет, родной, не мог я сидеть дома.