Акакий Белиашвили - Бесики

Даже придворный священник Лука, проводив католикоса, весёлым возвращался в гостиную и принимал участие во всех развлечениях. Дамы дразнили его, и одна задала лукавый вопрос:

— Отец Лука, вас, кроме креста, ничто не украшает?

Лука, хитро прищурив глаза, отвечал:

— То, что у меня на груди, вы сами видите, а что касается остального, я так же украшен, как подобает всем потомкам Адама.

Это вызвало взрыв хохота.

Анна не посещала этих собраний и оставалась дома. Димитрий поправлялся и мог уже сидеть в постели. Приближалась последняя неделя великого поста, все готовились к святому причастию и говели.

После вечерни Анна и Майя часто запирались в какой-нибудь отдалённой комнате и целыми часами о чём-то шептались. Одинокая маленькая Анико или грустно глядела с веранды в парк, или сидела в комнате за книгами. Последнее время ею овладела странная грусть. Ей исполнилось четырнадцать лет, она стала взрослой и, по увереньям её сверстниц, в Анико должен был влюбиться какой-нибудь юноша. Гораздо менее красивые девушки уже имели обожателей, посылали им любовные письма, назначали свидания и, подобно Тинатин и Нестан, давали рыцарские поручения. Анико же не имела поклонника. Ей нравился только Бесики, и она с трепещущим сердцем ждала от него любовного послания. Девушка не раз пыталась как бы невзначай с ним встретиться или остаться наедине в надежде, что он, подобно Тариэлю, воспылает к ней любовью. Но Бесики нс замечал её, при встречах или улыбался, или говорил несколько незначительных слов и вообще обращался с ней, как с маленькой девочкой. Анико пыталась выкинуть образ юноши из сердца, рассердиться на него, представляла себе его то уродом, то трусом, ставила ему в вину незнатное происхождение, но как ни старалась она забыть о Бесики, ей это не удавалось. Когда Анико узнала, что Бесики уходит на войну, она заперлась в своей комнате и поспешно вышила на зелёном шёлковом платке двустишие: «Ах, поцелуют небеса Рион, когда вернётся к нам Бесарион» . Платок предназначался в подарок отправляющемуся в поход Бесики; она заранее представляла себе удивление поэта, когда он где-то далеко, очень далеко, случайно прочтёт этот стих, вышитый на платке. Тогда, наверное, Бесики догадается о её любви и будет вспоминать Анико с нежным чувством.

Целый день Анико носила при себе платок, но ей никак не удавалось вручить его Бесики. Мочью она прижимала к груди парчовую подушку, пытаясь думать о чём-нибудь другом. То она повторяла стихи, то читала молитвы и представляла себе сионского грозного Иисуса-спасителя, который должен был взыскать с того, кто причинил боль маленькому сердцу Анико. Но воображение снова рисовало ей Бесики, который гордо сидит на коне, едет сражаться с неверными и вовсе не думает об Анико.

Рассерженная Анико раскладывала подушечки и шёпотом говорила:

— Вот возьму и выйду замуж, пусть тогда бьётся головой о камень. Может быть, будет горевать, безумствовать и даже скроется в пустыне, но это будет ему поделом. Так ему и надо! Так и надо!..

Анико в темноте показала язык Бесики, потом уткнула голову в подушку и, успокоенная тем, что так легко нашла способ отплатить своему возлюбленному, тотчас же уснула.

Быть может, это горе она перенесла бы легче, будь у неё возможность открыть свою тайну подруге или старушке няне. Но после того как её перевели во дворец к бабушке, она оказалась и без подруг и без няни. Обедни и молебны извели её. Часами простаивала она с бабушкой, держа свечку в руке и слушая протяжно читаемые евангельские тексты.

Вечером из Сачино прибыл камергер царицы и доложил Анне, что Дареджан просит её прийти к ней вместе с внучкой.

— Я давно должна была навестить её, но не могла оставить больного Димитрия. Теперь, хотя ему и стало лучше, он всё же не отпускает меня ни на минуту, — сказала Анна камергеру. — Доложите, что я прошу у царицы прощения, но до тех пор не могу быть у неё, пока не приму святого причастия.

— Царица приказала передать вам, что у неё важное дело и она хочет с вами посоветоваться. Она также сказала, — добавил камергер, — что если вы не можете пожаловать, то они сами пожалуют к вам.

— Нет, как могу я её обеспокоить! Доложи, что приду сама.

Она велела Анико надеть парчовое платье. Нарядилась и сама.

Поручив прислуге уход за Димитрием, Анна в сопровождении Анико и Майи отправилась в Сачино.

Дареджан под вечер получила два письма. Одно от Ираклия, довольно пространное, где описывалась его встреча с Тотлебеном, а другое — от дяди имеретинского царя Соломона, Георгия.

Георгий был изгнан из Имеретии и жил в Зугдиди, у дяди Дареджан, Кация Дадиани.

Пожилой и больной Георгий окончательно потерял надежду вернуть имеретинский престол. Он заботился теперь о будущем своего сына, хотя сын его страдал неизлечимой болезнью (молодой Давид был припадочный). Какие только врачи не лечили юношу, но ничто не помогало. Наконец, по совету французского капуцина, Георгий послал письмо римскому папе с просьбой прислать какого-нибудь знаменитого медика. Капуцин уверял Георгия, что направленный святым отцом врач непременно вылечит его сына. Обнадёженный этим, Георгий вознамерился найти невесту для Давида. И, зная, что без согласия Ираклия никто не посмеет после Соломона взойти на имеретинский престол, он написал письмо Дареджан, прося устроить женитьбу его сына на внучке Димитрия Орбелиани.

Дареджан смутила эта затея, так как она знала, что сын Георгия припадочный и Ираклий не даст согласия на этот брак. Но одно обстоятельство подавало надежду, что это дело могло завершиться в пользу Георгия. Соломон всегда враждовал с Ираклием. Кто знает, ведь с Соломоном могло случиться несчастье, и тогда уже породнившийся с Ираклием Давид оказался бы под рукой и заодно Имеретия оказалась бы подвластной Ираклию. Она слышала о приглашении папского врача и тоже верила, что тот вылечит Давида и, следовательно, будет устранено и это препятствие. Взвесив всё это, царица пригласила Анну с внучкой.

Когда все трое — Анна, Майя и Анико — вошли в большой дворцовый зал, он уже был полон придворными дамами и вельможами. Слышались говор и смех.

Дареджан встала и приветствовала Анну:

— Милости просим, дорогая золовка. Последнее время вы совершенно забыли меня и не показываетесь.

— Что вы, царица, — ответила Анна и быстрым взглядом окинула зал. — Не могу я оставить моего Димитрия, а не то я бы всё время проводила с вами!

Дареджан в душе рассмеялась, хотя ни один мускул её лица не дрогнул. Она вспомнила всё, что ей передала Майя относительно чувства Анны к Бесики.

— А как здоровье Димитрия? — спросила Дареджан и, не дожидаясь ответа, обняла Анико, поцеловала в лоб и оглядела. — Какая красавица, пожалуй, при нашем дворе другой такой не найдётся! Почему не посылаете её ко мне? Она уже взрослая девушка, пусть приучается к обществу. Погоди, милая, дай ещё раз взглянуть на тебя. Ты годишься в невесты для царя, и думаю, что тебе скоро выпадет это счастье.