Энтони О'Нил - Шехерезада

— Этот самый угрюмый придурок… — проворчал Касым, когда они без Исхака шагали через спящий квартал Русафа. — Как его там?

— Исхак, — подсказал Юсуф.

— Точно, Исхак. Во всяком случае, так он себя называет. Знаешь, аль-Аттар не догадывается, откуда он взялся. Хотя есть у него подозрения. Думает, будто он трахает мальчиков, или что-то такое.

— Неужели?

Касым считал педерастов выродками.

— Я тебе говорю. А теперь этот хрен возомнил себя чересчур благородным, чтоб с нами развлечься. Почему бы немного не выпить, отметив событие? После всего, что нам пришлось вытерпеть? После тяжкой работы? Неужели мы этого не заслужили, не имеем права согреть кишки, вскружить голову? Что Пророк — мир ему, — сказал насчет вина?

— Не припомню, — дипломатично ответил Юсуф, хорошо зная, что Касым имеет в виду лично им придуманное правило не принуждать моряков к воздержанию.

— Повезло ему, что мы не ушли прямо сразу, не бросив его. Неужели думает, будто это кого-то волнует? В самую последнюю очередь.

Впрочем, могу сказать, такова его цель — у меня безошибочный нюх на подобные вещи. Хочет остаться в Багдаде. Тут его дом. Я и сам хотел его вышвырнуть, словно кусок дерьма. Просто пнуть, пускай катится.

— Думаешь, мы сможем это сделать?

— Почему бы и нет? Ты боишься?

— Не боюсь, — заявил Юсуф.

— А тогда почему?

Юсуф помедлил в нерешительности перед ответом.

— По-моему, он просто ждет, когда пламя погаснет само, вместо того чтоб его задувать…

— Какое еще пламя?.. — насупился Касым. Иногда, говоря об Исхаке, он теряется в неизвестности, как будто сам предмет затуманивает рассудок.

Буря еще не грянула, Шехерезада еще не отправилась в баню, когда команда шагала к таверне святого Георгия в Христианском квартале, где была назначена встреча с загадочным Батруни аль-Джаллабом, хранителем тайны кофа. Уже опаздывая, Касым скакал весело, радуясь мысли, что заставил еврея ждать. В конце концов, если аль-Аттар рассказывал правду, то еврей прохвост, не заслуживающий никакой милости. А если разозлится, то где, как не в таверне, заглаживать вину. Касым обещал остальным приберечь фляжку, чтоб потом вместе отметить, после встречи прокаруселить всю ночь, стуча в двери, издавая громкое ржание мулов, заглянув на Свечной рынок со шлюхами в красных коротеньких панталонах.

Исхак остался готовить соломенные матрасы и камышовые подстилки для ночлега в передней пристройке к мечети Русафа.

— Трудно тебе тут придется, — радостно ухмыльнулся Касым.

Действительно: портик мечети, служивший приютом для бездомных, магнитом притягивал нежелательных личностей. Команда была вынуждена там ночевать из-за известного негостеприимства аль-Аттара «Конечно, мой дом — ваш дом, — сказал он, когда разгоряченный кофой Касым поднял щекотливый вопрос о ночлеге, — но в нынешние знойные летние ночи в мечети гораздо прохладнее и удобнее, правда?» Выдал взамен авансом маленькую горстку монет, допустив сентиментальную глупость, ибо хорошо известно, что Касым найдет способ быстро их разбазарить.

— Чтоб мужчина в его возрасте не имел ни жены, ни детей… Тут что-то не так, — продолжал Касым, испытывая облегчение и одновременно необъяснимую тревогу в отсутствие аскета.

— У него сын был, — сообщил Таук.

— Он тебе сказал?

— Намекнул… однажды.

— Да никакой не сын, — решил Касым после недолгого размышления. — Нанятый мальчик.

Интересно, чем сейчас занят Исхак. Охотится за мясом? Сговаривается со старыми дружками? Наносит визит аль-Аттару? Заново бреет голову?

— А бритая башка, что доказывает? Я стригся наголо всего один раз против чумных вшей.

— Может быть, у него тоже вши, — предположил Таук.

— И по ней даже шлепнуть не хочется. Шлепать по лысине — почти такое же удовольствие, как трахать морскую воду.

— Или в водопад мочиться, — добавил Таук, приведя в пример обычную для моряков поговорку.

— Он скрывается, — заявил Юсуф, — вот и все.

— От кого? — уточнил Касым, красноречиво взмахнув руками. — От шурты? Мне меньше всего хочется видеть преступника на своем корабле.

— Да ведь и нам позорить команду не хочется.

— Поэтому ты вдруг решил выступить на его защиту?

— Просто хочу как следует обсудить.

— У меня нет времени на обсуждение. Может быть, он убийца. — Касым адресовал последнее предположение Тауку, Даниилу, Маруфу, надеясь на соответствующую реакцию. — Подумайте, вдруг как-нибудь ночью свихнется и перережет вам глотки.

— Он не убийца, — твердо заявил Таук.

— Точно знаешь, да?

— Убийц точно знаю. Сам жил среди них. Знаю, как они выглядят.

— Правда? Вот так? — Касым остановился на полушаге, повернулся лицом к Тауку, устремив пылающий взгляд в его безумные глаза.

— Не смеши меня, — фыркнул Таук. — Ты даже инвалида не сможешь убить.

— Да ну? — прищурился Касым. — Посматривай за собой, красавчик, чтоб я тебя когда-нибудь не прикончил.

— Ты сказал, нам на борту не надо преступников.

— И болтунов нам тоже не надо.

Он небрежно шел дальше, но в глубине души ощутил прилив паники. До чего дошел Таук? Не намекает ли великан, что репутация капитана, как непревзойденного бойца, подверглась сомнению? Если подумать, выдержит ли Касым тщательную проверку? Неужели он вообще заслуживает проверки? После всего, что для них сделал — даже несколько часов назад, — должен выслушивать издевательства и насмешки? Похоже, что в отсутствие Исхака остальные взяли на себя задачу подрыва капитанского авторитета. Касым кашлянул, плюнул в стену. Главное — не проявлять никаких признаков беспокойства.

— Я ничего не боюсь, — повторил он. — Исхак первым на меня наехал, раньше вас, крысы, а я не испугался. Слышу, как рыба дышит. И если он думает, будто я… будто… — Касым запнулся, почти не веря собственным глазам.

Окрестные улицы непривычно пустовали — фантастически, если точно сказать: ни одного бредущего домой торговца, ни единого нищего, — а теперь, подойдя к дороге вдоль канала Махди, они разом застыли на месте, видя впереди самую что ни на есть завораживающую, самую что ни на есть неожиданную картину. Четыре красавицы с кожей цвета красного дерева шагали по устланной мягкой подстилкой улице, прикрывая ладонями зажженные свечи.

Справившись с изумлением, Касым безнадежно выдохнул:

— Вы только посмотрите! — и широко всплеснул руками. — Сколько в городе бывает парадов? И что мы тут сейчас видим? Очередной… — Он внезапно умолк, выпучил глаза, физиономия вытянулась, дыхание шумно вырывалось из легких.

Невозможно поверить! Никто из них глазам своим не верил.

За служанками шествовала пышнотелая дама. Округлые руки и ноги, колышущиеся бедра, выпяченная грудь. Олицетворение света, символ плоти.