Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Весть о том, что Мисдес тяжело ранен и скорее всего не выживет, принес им Хриз – капитан корабля, прибывшего в Карфаген из Испании с грузом серебра и турдетанских тканей. Войдя в дом Гамилькона, он рыдал и рвал на себе волосы, считая, что смерть Мисдеса окажется всецело на его совести – ведь в прошлом году он не сумел доставить в Гадес дары для храма Мелькарта и письма для жрецов. Тогда судно Хриза застигла жестокая буря, и разбитый корабль сел на мель у берегов Ливии, растеряв большую часть груза. Из-за кораблекрушения непорочные жрецы храма не вознесли молитвы великому богу и не попросили Мелькарта защитить Мисдеса от вражеского оружия – наверное, именно по этой причине и случилось столь великое несчастье…

Выслушав Хриза, члены семьи старого Гамилькона застыли, словно пораженные громом. Дом разом поглотила пучина скорби.

С этого момента ни родители Мисдеса, ни его сестры, ни старый Пелагон не находили себе места. Всем казалось, будто Мисдес уже умер и они больше никогда не увидят его.

Отец заказал во всех храмах Карфагена молебны, закупил целое стадо скота для жертвоприношений и вообще всеми силами старался задобрить богов. День и ночь жрецы взывали к Баал-Хаммону, Тиннит, Эшмуну, Шадрапе, Мелькарту, Решефу, умоляя помочь Мисдесу победить неминуемую смерть. Некоторые из богов не имели отношения к врачеванию и исцелению, но Гамилькон верил: любая сакральная помощь лишней не будет.

Но больше всех убивалась Аришат. Она, закрывшись в своих комнатах, рыдала навзрыд, не желая никого видеть.

Наконец, старый сенатор взял себя в руки и, собрав всех родных в просторной зале своего дома, строгим тоном произнес:

– Всем надо успокоиться, перестать плакать и причитать. Мисдес еще не умер, и нет причины для печали!

Устремив взгляд на младшего сына, который с мрачным лицом сидел на стуле, подперев рукой подбородок, он подумал:

«Адербал – моя последняя опора и единственный наследник. Если я лишусь его,… то … на мне прервется наш род».

Но мысли Гамилькона расходились с его словами. Повысив голос, он твердо сказал:

– Нужно плыть в Испанию! Адербал, завтра отходит наш корабль. Собирайся же в дорогу. Если не успеешь, и боги подземного царства возьмут Мисдеса к себе – воздашь ему все необходимые почести и установишь на могиле богатый мавзолей.

Карфагеняне, в отличие от большинства античных народов, не сжигали своих умерших и возводили памятники и мавзолеи. Гамилькону хотелось, чтобы его Мисдес был похоронен как аристократ и потомок знатного, древнего рода, и поэтому он наказал Адербалу лично все устроить, не полагаясь на Ганнибала.

Прикрикнув на женщин, которые отчаянно разрыдались при упоминании о похоронах Мидеса, сенатор продолжил:

– Юбал оплатит и организует все, что ты скажешь. Твое дело – проследить, чтобы все было, как полагается. О похоронах Мисдес и жертвоприношениях богам должна говорить вся Испания! И хотя я не сторонник человеческих жертвоприношений, но считаю: итогом его смерти должно стать заклание десяти знатных сагунтийцев на алтаре Хаммона.

При упоминаниях о таких страшных жертвах жестокому богу Адербал невольно вздрогнул.

– Отец, одумайся! Все это уже в прошлом. Наша семья культурна и образованна. Потом ты будешь раскаиваться…

Гамилькон обдумал его слова и согласно кивнул.

– Наверное, ты прав. Это все эмоции … Мисдес получил ранение на войне, во время боя, а не от руки наемного убийцы … Ладно, давай поговорим подробнее о моем поручении…

Еще раньше, как истинный карфагенянин, старый сенатор поступился своими принципами – не торговать с варварами; наоборот, пользуясь влиянием Мисдеса в колонии, развил бурную торговлю с иберами.

Уже прошел год, как его купцы удачно торговали в Новом Карфагене, опутав своими сетями территорию всей Испании. У Гамилькона там были склады, рабы, многочисленные торговые агенты, и за всем этим наблюдал один из его самых доверенных управляющих – Юбал. Гамилькон дал сыну подробные наставления, а Адербал пытался запомнить все сказанное отцом.

Неожиданно в их разговор вмешалась Аришат:

– Я поеду с Адербалом! – заявила она тоном, не допускающим возражения.

Все удивленно посмотрели на нее: женщинам в их стране не полагалась вмешиваться в разговор мужчин и уж тем более пытаться навязать им свою волю.

– Аришат, – укоризненно произнес Гамилькон, – твое дело молить богов о выздоровлении мужа. Ни о каком путешествии не может быть и речи!

– Если вы меня не отпустите – я сбегу! Заплачу морякам и сама доберусь до Нового Карфагена. Я твердо знаю: Мисдес хочет увидеть меня. Если у него останутся силы дождаться, то я, клянусь богами, вылечу его – или умру вместе с ним!

Голос Аришат становился все звонче, и с последними словами из ее глаз брызнули слезы, смягчившие сердце старого Гамилькона.

Он долго и внимательно смотрел на плачущую невестку.

«Вот упрямая девчонка! Я знал, что она любит его, но чтобы настолько сильно… – подумал он с невольным восхищением. – Женщины нашего народа не отличаются привязанностью к своим мужьям».

– Хорошо… – вымолвил он. – Это твой выбор.

Повернувшись к Адербалу, отец увлек его за собой во внутренний дворик, где они продолжили обсуждать детали предстоящей поездки.

На следующий день корабль отчалил и взял направление на северо-запад, унося Адербала и Аришат в далекую Испанию.

На их счастье, море было спокойным, а ветер – попутным. Морское путешествие прошло быстро и без происшествий: наверное, Йам (у греков его называли Посейдоном) остался доволен дарами, принесенными ему Гамильконом.

Едва судно причалило, и пассажиры сошли на берег, как появился раб в полосатой тунике. Беспрерывно кланяясь, он предложил Адербалу и Аришат сесть в повозку, расписанную карфагенским узором, на которой красовался родовой герб Гамилькона: предусмотрительный Юбал узнал об их приезде от прибывших еще раньше купцов и отправил слуг встречать знатных гостей. Двое рабов уже вторые сутки ожидали их в порту, расспрашивая всех моряков о причаливших кораблях.

Вбежав в дом управляющего, где Мисдесу отвели лучшую комнату, Аришат бросилась к постели мужа, покрывая поцелуями его изможденное лицо.

Изумлению Мисдеса не было границ. Ему даже стало немного лучше.

Когда первый восторг встречи немного утих, Аришат сразу приступила к делу: она подробно расспросила о лечении у находящегося в доме врача и, уточнив некоторые детали, стала распаковывать багаж, где находились травы и прочие лекарства, собранные ею вместе с Пелагоном.

Целый месяц Аришат поила мужа одной ей известными настоями, аккуратно промывала его рану отваром из травы, которую собрала здесь же в близлежащем лесу. За ее действиями неодобрительно наблюдал врач, лечивший Мисдеса – грек Агамед. Он не признавал женщин-врачей. Но Аришат была карфагенянкой, к тому же аристократкой, и Агамед не смел с нею спорить.