Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Аришат, как и все женщины, мечтала о детях. Но судьба распорядилась по-иному: будучи в браке три года, она не одного дня не прожила с мужем. А так как основная обязанность женщин – рожать детей, то Аришат, временно «освобожденная» от этого, не желала проводить лучшие годы, попусту теряя время. Она активно училась, увлекалась всем эллинским, интересовалась римской культурой и языком. Соседи Гамилькона, богатые этруски, переселившиеся из Италии более сорока лет назад и сумевшие успешно обосноваться в Карфагене, с радостью ей в этом помогали. Их детей и внуков обучали италики и римляне, добровольно продавшиеся в рабство. И они же давали уроки Аришат. От них она узнала о государственном устройстве Рима, сносно выучила латинский язык, на котором изъяснялась с соседями, чем заслужила их глубочайшее уважение.

Старый Гамилькон не любил римлян со времен большой войны, и потому не хотел держать в доме рабов, напоминавших о прошлом. Но увлечения Аришат одобрял, так как понимал: его дети и внуки должны знать о враге все, что может пригодиться в войне с ним, в скорой возможности которой он не сомневался.

Но вернемся к Пелагону. Старый учитель был также сведущ в медицине, которой обучился на своей родине по воле случая. Практиковаться же он продолжил, уже будучи рабом Гамилькона – ему приходилось помогать войсковым лекарям исцелять раненых солдат в Сицилии, когда вместе с пятилетними Мисдесом и Ганнибалом находился в неприступном военном лагере Барки на горе Эйркте. И в искусстве врачевания он достаточно преуспел.

Сейчас, когда дети выросли, Пелагон большей частью был свободен, и с разрешения старого Гамилькона лечил соседей, которые часто его просили об этом: слух о его умениях разнесся по всей Мегаре.

Как ни странно, во врачевании его лучший учеником была Аришат. Они отдавали себе отчет: врачом она никогда не станет – в силу пола и положения, – но ее интересу невозможно было препятствовать, тем более что никто и не собирался этого делать.

Аришат внимательно слушала лекции Пелагона. Многое помечала в свитках, которые хранила в богато инкрустированной шкатулке в своей комнате. Помогала разбирать и заготавливать лечебные травы и коренья, делать настойки.

Однажды она с успехом применила полученные знания, вылечив младшую дочь Гамилькона, Таис, которая неожиданно слегла от непонятной болезни. Пелагона к ней не допустили: болезнь носила женский характер. После осмотра больной Аришат назначила Таис настойку из семи трав, самостоятельно ею же и изготовленную. Конечно, предварительно жрецы помолились богу Эшмуну, принесли ему в жертву огромного быка в храме на холме Бирсы, но заслугу Аришат все же оценили по достоинству, ибо посчитали: Эшмун, как бог-врачеватель, руководил ею и ниспослал молодой целительнице свое покровительство.

Но последнее время Пелагон стал тревожиться: Аришат, познав от него, как исцелять людей, теперь активно интересовалась всем тем, что их убивает, то есть ядами. И только стойкое убеждение старого учителя, что Аришат – это воплощение добродетели, успокаивало его: Пелагон приписывал ее желание обычной любознательности.

Сейчас Рамона и Аришат в сотый раз слушали рассказ Пелагона о похождениях Одиссея, и в сотый раз восхищались приключениями легендарного эллина.

Рамона временно забыла о нелюбимом муже, о не ставшем ей родным доме Гасдрубала Козленка, в который вскоре предстоит вернуться. Пока муж со своим братом в Сенате участвуют в бесконечных дебатах, она может находиться здесь и наслаждаться беседой с Аришат и Пелагоном. Но заседание закончится, муж вернется, и снова все пойдет своим чередом.

Рамона и не подозревала, что потомство, которое появится у них с Козленком, войдет в историю, показав себя не с лучшей стороны. И ее внуки встретятся с внуками Аришат в смертельном поединке, но это будет уже совсем другая история…

Закончив рассказ об очередном подвиге царя Итаки, Пелагон поднялся, попрощался с Рамоной и поспешил в порт. Ему было нужно выполнить поручение господина, которое носило личный характер, поэтому его надлежало исполнять не управляющему Гамилькона, а его особенно доверенному лицу, коим Пелагон и являлся. Вечером в Испанию отправлялся торговый корабль, принадлежавший другу старого Гамилькона. Семья Мисдеса не торговала с варварами, и старому учителю было необходимо пронаблюдать за погрузкой даров для великого храма Мелькарта в Гадесе, а также передать письма Мисдесу от родных, так как корабль далее поплывет в Новый Карфаген.

Жизнь в столице бурлила. Идя по одной их трех улиц, ведущих к главной пощади города, мимо многоэтажных, тесно прижатых друг к другу домов, Пелагон чувствовал себя словно в огромном муравейнике. Все куда-то спешат с сосредоточенными лицами, не замечая друг друга, кто с поклажей, кто с пустыми руками. Отсутствие праздношатающихся на улицах – главная отличительная черта Карфагена. И местные, и иноземцы – все чем-то озабочены, пытаются закончить дела до захода солнца, и у них нет времени на пустые разговоры. Вот пробежал в сторону Нижнего города какой-то грек в белоснежном хитоне, задев Пелагона локтем; улыбнулся широкой улыбкой на бронзовом лице египтянин, спешащий в Бирсу; мрачно глянул из-под нависших бровей одетый в звериные шкуры гетул. «Как только ему не жарко в этой одежде, в такое-то пекло», – удивился Пелагон. Италики, персы, балеарцы, нумидийцы, греки, иудеи – вот неполный перечень чужестранцев, которых он встретил на пути в порт.

Торговая гавань города жила своей, не похожей на другие районы города, но не менее (если не сказать – более) бурной жизнью.

Карфаген – торговое государство, и в порту сейчас разгружались и загружались корабли из Египта, Финикии, Греции, Южной Италии и Сирии.

Вездесущие карфагеняне торговали со всеми известными цивилизованными и варварскими странами. Они завозили дорогие ткани и ковры – из Азии; рабов, слоновую кость – из других областей Африки; золото, серебро, медь – из Испании; олово – из Британии; воск – с Корсики; вино – с Балеарских островов; масло – из Сицилии. Даже в недружественный Рим карфагенские купцы поставляли слоновую кость, диких животных для игрищ, пурпурную краску, фиги, мед, нумидийских лошадей, дорогие породы дерева, золотой песок, рабов-негров и мрамор.

Сторонясь снующих повсюду грузчиков, Пелагон нашел нужный корабль; огромный, свежевыкрашенный, он стоял, пришвартованный к пологому южному концу причала. От него в разные стороны двигались, понукаемые надсмотрщиками, большие серые толпы портовых рабов, перетаскивавших металлические и керамические изделия местных ремесленников, карфагенское вино, ткани, поделки из слоновой кости и черного дерева.