Леонид Печенкин - Павкин алмаз [повесть]

— А правда, что он мастера затолкал в чугун?

Дед нахмурился, грудь перекрестил.

— Бог судья ему…

— Где ж он жил целых семь годов?

Дед затянулся дымком из трубки, даже закашлялся. Отдышавшись, ответил:

— В лесу прятался.

— Семь годов так в лесу и просидел? — удивился Павка, взглянув на деда всего лишь мгновение, и похолодел: камушек чуть не соскользнул с его ладони в костер, и только чудом Павка успел вовремя сжать ладонь в кулак. Кристаллик, к радости, оказался между пальцами. Дед сделал вид, что не заметил испуга внука, ответил рассудительно:

— Чо он делал где, занимался чем — мне неведомо. А тебе скажу: от золоту да таких камней ты добра не жди. Вот те заповедь: живи трудом только рук своих, дело знай свое мужицкое, старших, хозяев почитай, грубости сноси и обид не имей. Легко этак-то твоя жизнь пройдет. На чужое не смей зариться. И ленив не будь. Их, ленивых-то, давно знаешь сам, на пожарке вон заводской больно уж хорошо в две плети бодрят!

— Здоровы будете, все крещены!

Павка вздрогнул от неожиданно раздавшегося подле него баса вышедшего из темноты Пантелея.

— Чо, на камушек все любуетесь? Эвон как сият — за версту видать… — Пантелей присел подле Павки на корточки, широко зевнул и поскреб бороду. — Эх ты, батюшко Урал! Весь-то ты в горах, а в них только чо не запрятано! А для кого ж те богатства все? Вот народ бы да поставить над ним хозяином…

Дед неодобрительно покосился на Пантелея, кашлянул в кулак.

— А ты энто брось… За таки слова… А-а, Петр Максимыч свет к нам пожаловал! Хоть я и не богат, но гостенечкам рад, елки зелены! — поднялся дед, увидев появившегося у костра Горбунова.

Горбунов обнял деда, долго хлопал его радостно по спине. Павка поспешил положить находку за щеку. Горбунов не заметил этого, шутя потрепал его по голове.

— Слышал, Федорыч, как сегодня внук-то твой всполошил народ?

Дед об этом еще ничего не слышал и, подумав о неладном, испугался за Павку. Но Горбунов успокоил его, коротенько рассказав о переполохе на прииске в связи с Павкиной находкой. Они посмеялись над незадачливостью парня и пошли в балаган, прихватив с собой зажженную от угольев лучину.

И тут же, как по команде чьей, из темноты с разных сторон потянулись в балаган охочие до дедушкиных баек старики с мужиками.

Поев и оставшись у костра один, Павка снова достал свой кристалл. Спать не хочется. Находка увлекла его, взбудоражила, сон отогнала. Ночь короткая, давно спят многие. В ночи нет-нет да лошадь фыркнет, то корова тяжко так вздохнет. Где-то далеко побрякивает ботало. Вот у соседей заскулил во сне щенок. А Павка рад, что он один на один со своим камушком. И пусть гогочут в балагане над дедовыми байками. Им теперь распривольно там. А он, Павка, не раз слыхивал эти сказы о баталиях, о чужих землях, о красавицах да об лихости… Он даже знает, что дед, выпив чарочку, сейчас расхаживает — грудь колесом, усы подбивает, изображает рядовых и начальников…

— …А Пал Лександрыч шпагу выхватил, поднял вверх да как гаркнет на все поле ратное: «Гренадеры-молодцы! Братья во Христе! Постоим за Русь — позади Москва! На нас смотрит все Отечество! Давай врага на штык! Не отставай! За мной!!!» — донеслось из балагана.

Павка понял, что дед рассказывает про сражение при Бородино, где генерал Строганов командовал дивизией гренадеров и дюже отличился с ними в бою, за что был жалован орденом. И еще знает Павка, что в том бою полегло много дедушкиных товарищей. Насмерть стояли гренадеры там…

Павка снова увлекся своим камушком и не заметил, как люди за его спиной расходиться начали, как дед с Петром Максимовичем остановились у костра.

— Ну-ка, дай взглянуть! — Петр Максимович присел рядом с Павкой на чурбан, аккуратно положил находку себе на ладонь, в удивлении брови приподнял. — Удивительно! Кристалл занятнейший! Хм… Презабавно… Игра странная… Может быть, топаз? Есть такой хрусталь, тяжеловесом называется — превосходнейший обманщик! Екатеринбургские гранильщики умеют, Паша, так его отделать — от бриллианта не отличишь. Д-да… Слышь, загадка ведь! Я его возьму. Днями должен приехать граф. И везет с собой он немца какого-то, знатока камней. Вот мы и подложим ему вместе с другими камушками в шкатулочку и эту диковинку. Смекнул? Вот и будем знать, насколько немец тот постиг минералогию.

И случилось так, что на следующий день пополудни на прииске появилась графская карета, запряженная в шестерку превосходных лошадей. Остановилась она на лужайке. Лакеи распахнули дверцу, и из кареты вышел граф Полье Адольф Антонович собственною персоной в белоснежной рубашке, отделанной на груди и по рукавам пышными кружевами, в темно-синих панталонах и лакированных туфлях с огромными сияющими золотом пряжками. В руке — изящная тросточка.

Вслед за графом из кареты появился худенький белокурый господин в такой же рубашке и в таких же туфлях, только панталоны на нем черные. На вид этому господину не более двадцати. Графу же можно дать за сорок. Щуря под ярким солнцем глаза, граф с любопытством осмотрел прииск, начал пояснять что-то молодому господину, поводя вокруг тросточкой.

Петр Максимович заметил карету сразу же. Он подбежал к своему тарантасу, вскочил в него, и лошади понесли к графской карете, расшвыривая копытами песок во все стороны.

Граф встретил смотрителя прииска приветливой улыбкой и с протянутою рукой.

— С приездом, ваша светлость! Благополучно ль доехали?

Граф утвердительно кивнул, подал Горбунову кончики пальцев.

— Здравствуйте, Петр Максимович, здравствуйте! Все хорошо. Знакомьтесь-ка, это господин Шмидт, магистр, окончил Фрейбергскую горную школу. Будет управлять нашими приисками. Прошу любить и жаловать!

Граф черняв, смуглолиц, с аккуратными бакенбардами. В правом глазу поблескивает монокль.

— Как успехи? Послушны ли мужики? Исполняется ли мое указание о сборе в шлихах минералов? Господин Шмидт горит желанием немедля их осмотреть…

Вопросов у графа к Петру Максимовичу много. Пока он их задавал, Горбунов подал знак наблюдающим за ними со стороны людям, и вскоре на лужайке появился стол, на телеге привезли ларь с собранными минералами.

— Так што, вашскородь, вот доставлено все в сохранности! — отрапортовал графу припадающий на одну ногу стражник, вытянувшись перед ним с приложенной к козырьку фуражки ладонью.

— Осел! «Ваша светлость» следует обращаться, а не «ваше благородие»! — поправил его Горбунов и махнул рукой, чтоб все посторонние удалились.

— Обшибся, вашскородь! — опять рявкнул солдат и, повернувшись кругом, замаршировал прочь.