Леонид Печенкин - Павкин алмаз [повесть]

Фекла — на сносях. Работать ей тяжело. Она то и дело покусывает нижнюю губу, стонет, морщится, хватается руками за свой огромный живот. Из-под выгоревшего до белизны платка то и дело выбиваются начавшие прежде времени седеть волосы. Павка и Марфутка жалеют несчастную. Но на все их уговоры присесть и передохнуть Фекла с испугом отмахивается:

— Да вы чо, милые? А урок-то наш?

Иногда ей бывает совсем уж невмоготу, и тогда она, с мучительным стоном подхватив живот, опускается подле вашгерда. Посидит так пару минут, помучается, хлебнет воды из туеска и опять за скребок или лопату, с трудом поднявшись на ноги.

Снова подъехала таратайка, и Павка с Марфуткой быстро выгрузили из нее песок. Подвозчику нет и семи лет, но он, сидя верхом на лошади, ловко с ней управляется. Это сын Феклы, Захарка, — белобрысый, веснушчатый, толстогубый и курносый малец. С утра и до вечера он канючит: «Ма-ам, хле-еб-ца да-ай!»

Павку с Марфуткой это злит. Но они сдерживаются.

— Давно ли я тебе давала кусок?! Подумал бы сам: откуль у нас эсколь хлеба-то? Просишь и просишь без передыху… — слабо журит Захарку изможденная мать и тут же лезет мокрой грязной рукой в кошелку, чтобы отломить от краюшки кусочек. Сама она хлеб почти не ест, а довольствуется вареной репой и луковкой. Хлеб же весь скармливает Захарке.

— Ма-ало-о… Дай иш-шо-о… — канючит тот.

— Потерпи. Скоро полдничать будем. Онтипко вон помладше тебя, а не надоедает так…

— Посоли-и!

— Ну и шмыгало же ты, Захарушко! Обопьешься ведь!

Фекла солит хлеб и протягивает сыну. Тот с жадностью хватает его, откусив, торопливо жует, но ныть не прекращает:

— Невдосо-оль…

Марфутка прыснула в кулак, а Павка на этот раз не сдержался.

— Ты, тетка Фекла, нашоркай ему солью язык — надолго хватит! Не будет просить столько-то.

Но Фекла не понимает шуток и норовит оправдать сына.

— Да ты чо? В работе-то кому хошь будет есться. А ведь он ишшо дитятко малое, неразумное…

Зато второй возница в артельке, Антипка, — полнейшая противоположность Захарке. Антипке всего лишь шесть лет. Но в повадках и характере он копирует взрослых. Антипка словоохотлив и постоянно привозит к вашгерду приисковые новости. На Марфутку он поглядывает с напускной строгостью.

Антипка любит свою сестру как-то по-своему, затаенно, со скрытой нежностью. Вот и теперь, доставив после Захарки песок, он первым делом осведомился:

— Ты, сеструха, не притомилась ишшо? Отдохнуть бы тебе. Пашке вон чо, он как боров здоров, ему хоть сколь песку-то на грохот набрасывай — перемолотит!

Глаза у Антипки, как у Марфутки — большие, широкие. Глядя на сестру с высоты коня, он, как и его отец, поводит бровью, слова выговаривает неторопливо, с достоинством. Хотя и страшно ревнует он свою сестру к Павке, но норовит это скрыть. Поэтому и Павку как бы старается не замечать, не вступает с ним в разговоры. Зато Феклу, как сестру, журит постоянно. Заметив, как Фекла выронила скребок и обхватила, застонав, руками живот, Антипка нахмурился:

— А ты, тетка Фекла, шибко-то не кожилься. Гляди, береги себя. А то ведь, неровен час, разродишься тут… Это Пашка все измывает вас…

Марфутке смешно от таких его слов. Вот малец, как-то вечером после работы подслушал в балагане ее разговор со старшей сестрой о тетке Фекле и теперь беспокоится за нее!

— Нога-то у тебя как, болит? — спросил Павка.

Антипка тоже не спешит отъезжать после выгрузки песка. Ему здесь нравится больше, чем там, в яме, и с сестрой поговорить хочется.

Недавно лошадь наступила ему на босую ногу, содрала копытом кожу с нее, но Антипка стерпел, не заплакал. Нога и теперь заметно опухшая.

— На месте она, не видишь? Хоть и побаливат, до свадьбы, однако, заживет… — ответил Антипка, даже не взглянув на Павку. Пощурившись на солнце, он почесал кнутовищем свою бурую от загара спину, зевнул, перекрестил рот и изрек: — Поясницу ломить што-то зачало, да и духотишша стоит… Знать-то, грозе быть…

Все понимают, что поясница у Антипки к изменению погоды болеть не может, разве поламывает ее оттого, что он целый день не слезает с лошади, что это он говорит лишь в подражание кому-то.

Его таратайку разгрузили давно, но Антипке больно уж хочется сообщить им что-то интересное, важное. Он борется сам с собой, решая, сказать ли это сейчас или приберечь до следующего приезда. Снова притворно зевнув, он не торопясь вытащил из гривы лошади запутавшуюся там травинку, смахнул с ее шеи присосавшегося паута, указал кнутом к подножию горы.

— Э-эвон там седня стражники подстрелили в малиннике человека. Поехали на телеге за ним.

А духота одолевает прииск и всю округу. Работается тяжело. Вершину горы Качканар заволокли черные тучи, и с той стороны доносится далекий раскатистый гром, будто кто перекатывает по ней пустые бочки.

Громыхнуло уже подле прииска. И не успело солнце застелиться тучами, как с неба тяжело упали первые, пробные, капли дождя. Клубя и накатывая из-за гор низкие мрачные тучи, порывистый ветер туго пронесся по прииску, поднимая, завихряя пыль и песок. Громыхнуло сильнее и с треском. Синеву надвигающихся туч полосуют зигзагами молнии. Люди начали торопливо распрягать лошадей, побежали к поселку. Испуганно перекрестившись, Фекла взглянула на Павку.

— Заро́зно пойдем али ждать вас? Ишь какой морок идет с грозой! Как бы к балагану успеть…

— Ты иди, а мы тут управимся и одни, — разрешил ей Павка, торопясь разгрести оставшиеся на грохоте песок и галю. Прихватив кошелку с остатком провизии, Фекла неуклюже побежала к поселку, семеня босыми ногами и придерживая руками живот.

И вдруг надвигающийся лавиной навесной дождь окатил замешкавшихся на прииске. Громыхнуло несколько раз подряд с перекатами, с молниями… День померк. Стало тоскливо и жутко. Мимо Павки с Марфуткой пробежала, повизгивая, напуганная собачонка…

Марфутка помогла Павке снять с вашгерда и запруды тяжелый дощатый желоб, раскопать в запруде окно, чтобы не снесло ее во время дождя бурными сточными водами, сложить на место инструмент, и они тоже побежали к ближайшему балагану.

Они вбежали в первый же попавшийся балаган, набитый мокрыми, грязными, напуганными и растревоженными людьми. Люди стоят плотно, при каждом ударе грома и сиянии молнии жмутся друг к другу, крестятся и шепчут молитвы. В глубине балагана надрывно плачет младенец. Порой слышно, как там же в углу кто-то стонет и старчески кашляет с болью, надрывно.

Марфутка и Павка стоят у самого выхода. Он чувствует, как ее бьет озноб и как она вздрагивает при каждом ударе грома. Очень боится Марфутка грозы.