Леонид Печенкин - Павкин алмаз [повесть]

Стоят оба стражника, как побитые, топчутся. Второй из них, что постарше и ростом повыше, запустил пятерню в мокрую еще бороду.

— А кто его знат? Но сдается мне, навроде бы он больно уж на Мишку Кота по обличью-то смахиват, с печи огневой…

— Кто такой? Почему я не слышал? Давно сбег?

— Давненько… Годов эдак семь, может, поболе… С мастером не поладили. Тот Мишку-то в рыло, а Мишка-то, стало быть, того в ишшо не остывший чугун…

— Ладно. Свезете его на завод к опознанию! А золото и самоцветы я лично его светлости преподнесу. Вот радости-то у него будет! Больно уж кстати…

Завязав тряпицу с самоцветами в узелок, Горбунов указал стражникам на палку.

— И бадог этот в контору доставьте. У них, у бродячих-то, привычка есть потайные заметы на чем-нибудь делать…

Над прииском снова засияло чистое солнце. Тучи прошли. Зелень вокруг яркая-яркая, а песок в логу так и искрится, радует глаз своей яичною желтизной. Ветер утихомирился. Но издали еще докатывается ворчливо и глухо гром, да небо в той стороне освещается всполохами расплывчатых молний.

— Восьподи Иисусе, знать-то, прошло! — шумно вздохнула в углу балагана бабка Оксинья и, с кряхтеньем поднявшись с чурбана, зашлепала босыми ногами по утрамбованному земляному полу. На вид ей под сто. Сгорбленная, морщинистая, с ввалившимся беззубым ртом, она подошла к выходу, перекрестилась: — Любо-то стало как! Ну и слава Христу…

— Теперя, после эдакого-то дожжа, все побуровит в рост: и трава-мурава, и хлебец-кормилец наш, огурчики, в лесу грибки! Теперя уж с голоду не помрем! — забасил Пантелей, тоже выходя из балагана.

Пантелей подошел к телеге, приподнял мокрую рогожу и посмотрел на убитого. Лицо его передернулось. Сощурив глаза, он опустил угол рогожи обратно, перекрестился. Увидев вышедшего из балагана Павку, ухватив его за руку, начал шептать:

— Эх ты, дурна башка! Пошто себя смотрителю-то оказал? Да знаешь ли, кака работа на той фабрике? Хуже, чем на огневой печи! Знавал я одного оттудова, так он заживо сгнил… Вре́дна работа тамо, пять-шесть годов — и люди начинают кровью харкать, исходят кашлем. Каменна-то пыль в нутре человека хуже всякой болезни! А ты… Дурна у тя, парень, башка, вот те пра! Подумал бы сам, для чо это тебе? Вот доложит он барину, и тот зашлет тебя на гранилку, али ишшо подале, в шахту камни энти копать. И только родны-то тебя видали! Муторно тут у нас, верно, а на чужбине-то, паря, ишшо тошней. Верь мне! Туто ты хоть промежду своих… — Пантелей приметил краем глаза вышедшего смотрителя со стражниками и смолк…

Стражники подошли к лошади с телегой, начали ее отвязывать. Горбунов стоит подле балагана и осматривает прииск, по которому начал рассыпаться народ. Где-то в глубине леса тоскливо закуковала кукушка.

Небо голубеет умыто и ласково. От лесов тянет настоем трав и хвои. Земля дышит прохладой. Лес по склонам гор окрасился всеми тонами влажной зелени, а в тех местах, где еще сохранились от вырубки ели, он кажется подернутым серебристою дымкой. Пролетая над прииском, самодовольно каркнул ворон.

Павка с Марфуткой быстро навели на своем участке порядок: засыпали в запруде промоину, установили на место желоб для подачи из запруды воды на грохот и сели полдничать, поджидая, когда в ней поднимется вода до необходимого уровня.

Придерживая живот, осторожно ступая, подошла Фекла и тоже, присев подле них, начала развязывать принесенную назад кошелку с провизией.

Подъехал с песком Антипка, сообщил новость:

— У Сана Косого всю вашгерду громом вдребезги разнесло! Единой щепочки не оставило!

К нему подошла Марфутка и нежно погладила его по коленке.

— Ну и умница же ты у нас, Антипушко! И все-то наперед старших узнаешь! Да как же они теперь без вашгерды-то?

— Будут новую ладить.

— Давай, братик мой, пособлю тебе слезть. Идем полдничать.

Антипка, входя в свою роль, нахмурился, отдернул ногу.

— Ишь хватилася! Я дома был, утрешню кашу поел. А вам всем хлеб да соль! Я ведь не ты, по чужим балаганам шататься не буду. — Антипка с каким-то презрением кивнул головой в сторону Павки.

Марфутка в удивлении всплеснула руками.

— Да как же так, братец ты мой! Много ль каши-то в чугуне оставалось? А у меня тут тебе припасен хлебца кусочек, зеленый лучок…

Антипка по-отцовски скособочил бровь.

— Ну, девка, и бестолкова же ты! Тебе сказано — полдничал я! — он деловито разобрал повод. — Выгружайте, а то недосуг. Дело-то ждать не может! И так из-за грозы без намыва будем…

Пришлось Павке с Марфуткой отложить еду и взяться за лопаты. Антипкина таратайка быстро опустела. Но Антипка не отъезжал, делая вид, что заприметил что-то неладное с хомутом.

— А орёлка-то убиенного опознали. С нашинского заводу он — Мишкой Котом кликался. Н-но-о, удалой-вороной, будя стоять-то! Не наробились мы с тобой, а уж с бабами болтовню развели!

Наскоро перекусив, дружно принялись за работу: Марфутка, как всегда, взялась за лопату, а Павка с Феклой за скребки. Из желоба потекла мутной струйкой не устоявшаяся еще в запруде вода.

— Мывкой стала порода-то! — улыбнулась Фекла.

Щеки ее разрумянились, на земле она стоит твердо. Легче стало ей после грозы.

Мокрые песок, глина, земля размываются хорошо и податливо, только успевай подкидывать Марфутка на грохот. Обмытые камни и галя просматриваются всеми своими цветами, прожилочками, оттенками. Но рассматривать их Павке теперь недосуг, и он только мимолетно задерживает внимание на отдельных камнях, мгновенно решая, положить ли заинтересовавшие к вашгерду или отшвырнуть в сторону. Размываемый песок искрится, поблескивает многочисленными обломками кварца. Обманчиво сверкает желтизной великое множество чешуек слюды — в первое время Павка с Марфуткой были убеждены, что это малые золотиночки. Они даже пытались вылавливать их, но из этой затеи ничего не получилось. Павка уже привык и не обращает на ложный искряк никакого внимания. А вот увиденные сегодня самоцветы Мишки Кота засели в его голову накрепко. Вот бы засверкали они, засияли под солнечными лучами! Павка даже зажмурил на миг глаза, воображая, как заиграли бы фиолетово, огненно, ярко-красно те камушки…

Работает Павка, а сам думает о самоцветах и сожалеет, что несправедливо все же раскладывает свои богатства земля, наделяя одни места золотом, другие самоцветами, третьи железной или медной рудой. А почему бы не собрать это все хотя бы вот в этих местах! И вдруг Павка вздрогнул, окаменел. Он уставился в то место под струйкой воды, куда Марфутка только что бросила лопату песку. Ему показалось, что там ослепительно сверкнула многоцветием звездочка.