Николай Задорнов - Война за океан. Том второй

Есть очень отважные и сильные люди. Не желая оставить тела товарищей, они прыгают, держа мертвых и раненых у себя на спине. Этих сверху не бьют. Но тех, которые россыпью кидаются к лодкам, бьют на выбор.

«Они товарищи хорошие!» – думает Алексей Бердышов. Казаки на всех скалах и стреляют без промаха.

Выбежал Маркешка.

– Стреляй! – кричал он, показывая на шлюпки, переполненные англичанами. В некоторых шлюпках и англичане и французы, все перепуталось.

Маркешка так кричал, словно это была дичь и сейчас она разлетится, надо успевать. Слева грянуло «ура!». Погнали французов с погибшей батареи Максутова. Вот и они появились из лесу, бьются штыками на скалах, поскакали со скал. Один хромает, бежит. Вдруг Маркешка увидел, как без ружья несется за французами озверевший Алешка Бердышов. Как, откуда он выскочил – неизвестно.

Два француза тоже без ружей прыгнули со скалы, и Алексей прыгнул за ними, прямо на них и обхватил на лету обоих за головы, ударил друг о друга и повалился на них, крепко сжимая. Набежали матросы и добровольцы. Тут же камчадалы. От этих пощады не жди. Одного француза, того, что брыкался, тут же прикололи. Другого Алешка давил, держал крепко, а колоть не давал.

– Живьем! – орал он, желая видеть, каков этот человек. Бердышов вообще хотел знать, что это за люди, познакомиться с ними. Он дрался с ними наверху, друг у друга повыбивали ружья, они хотели его схватить, но он сильный. Алексей поднял француза, пошарил у него за поясом, отнял нож и табакерку.

Скалы и косогоры были усеяны редкими цепями русских стрелков. Стреляли по лодкам. Со шлюпок посыпался град пуль по спустившимся на отмель матросам «Авроры». Враг считал их самыми опасными.

Ванька Растяпов, коренастый и плотный матрос, тщательно целится со скалы. Но не стреляет.

– Давай знамя сшибем у них, – говорит он Маркешке.

– Это верно! А то все кричат: флаг, флаг, знамя ли… черт знает… А мы имя тоже подсечем. Мне эти флаги – хуже нет!

Маркешка никак не мог научиться разбирать, что знамя, что флаг, а то еще есть «выпел»… Не выговоришь!

Растяпов выстрелил, и знаменосец, бежавший к шлюпке, упал. Сразу знамя подхватил другой, но того сшиб Маркешка.

– Паря, промахнулся! Целил в глаз!

Знамя лежало лишь мгновение. Подбежали кучей матросы. Но уже в подмогу Растяпову и Маркешке со скал раздались десятки выстрелов – знамя опять на песке.

Баркас, полный народа, повернул к тому месту, где оно лежало.

«Ну, эти возьмут свое! – подумал Маркешка. – Ребята, прыгай вниз, схватим знамя, пока не подошли».

Татарин Хайбула – косая сажень в плечах, ломает пятаки руками, телегу груженую подымает за колеса, с конями балуется так, что страшно смотреть, – спрыгнул первым.

– Алла! – вдруг закричал он яростно.

Но в это время из леса появилась упряжка. Выехало единственное конное орудие.

– Э-э, так это наш усть-стрелкинский казак Размахнин! И с ним Токмаков!

Казак с отмели навел пушку и ударил по баркасу. Там взрыв, крики, люди валятся в море с обоих бортов.

– Бей их!

На всех шлюпках отстреливаться сразу перестали. Все шлюпки пошли хватать людей с разбитого баркаса. Гребцы подавали им весла. Видно было, как умело и быстро плывут английские матросы, не успевшие сесть в шлюпки. Повсюду плыли и барахтались люди. Про знамя забыли. Кто-то из аврорских поднял его.

Попадав в воду, англичане бросали ружья. На отмели валялись мешки, шинели, кивера, фуражки. Маркешка нашел кандалы. Бердышов – другие.

– Знакомо дело! – побренчал он кандалами.

– Это они нас, заразы, хотели заковать, – говорили казаки.

«Дивно этих ружей теперь по тайге раскидано, – подумал Хабаров. – Надо посмотреть, какие системы. Говорят, они хорошие ружья делают. И ребята собой видные и не дураки, а затеяли такое дело. Жаль было стрелять! Но приходилось. Теперь, однако, до свиданья!»

Маркешка пошел по тайге посмотреть, нет ли где ружей. А там уже бродили камчадалы. Эти охотники выискивали себе что получше. А кругом убитые – вот лежит Размахнин Сашка, вот братан Пешкова, из первого взвода. Проходивший офицер предупредил, что ружья будет собирать особая команда.

– Паря, а солнце-то как высоко, – удивился Маркешка, выйдя из тайги.

Оказалось, что битва продолжалась почти четыре часа. Но в пылу ее время шло быстро.

Пароход отводил фрегаты. Заметно было, что два фрегата сильно потрепаны. И пароход опять кренит.

Перед домом губернатора строились отряды.

– Взяты пленные, флаги, гаубица, ружья, сумка с документами, – громко говорил Завойко. – Убито десять офицеров врага. Так вот теперь мы знаем, когда надо кричать «ура!» – сначала или под вечер. Так закричим «ура!» громко и покажем врагу, как мы его победили.

Поднесли носилки. В них лежал мальчик. У него оторвана рука, но он улыбается. Он помогал на батарее Максутова.

– Максутов из своих пяти пушек расстрелял два фрегата, – говорил Завойко офицерам. – Недаром они кричали «ура!», когда он пал.

Адмирал подошел к Дмитрию Максутову.

– Ваш брат, Дмитрий Павлович, умер только что от ран…

Завойко обнял Дмитрия Максутова, и спина его затряслись от рыданий. Спадало нечеловеческое напряжение, которое он сдерживал так долго. Что-то дрогнуло в его железной душе. «Но еще враг тут, – сказал он себе, – у врага еще около двух тысяч людей, и я не смею рыдать».

Отовсюду несли убитых и раненых. Подошли американские купцы.

– Какая змея, оказывается, жила у нас, хоть и называлась та змея американцем, – сказал им Василий Степанович, вытирая слезы. – Этот предатель убит в бою!

Привели пленных. Все смотрели зло. Толпа сбилась.

– Вот теперь попался, хотел нас завоевать, – говорили сухому и тощему матросу во французском мундире.

Раненый матрос Петр Минин, отстранив охрану, подошел к пленным, дал им закурить. Подошла Пелагея Усова с девочкой на руках. Во время боя она не уходила из города. Оставив ребятишек, Пелагея варила обед. Она тоже пришла посмотреть пленных вместе со всеми. Пронесли казака с перебитыми ногами.

Двухлетняя дочка Пелагеи протянула руки к сухому длинноносому французу в мундире и обрадовалась.

– Это ты что? – сильно смутилась Пелагея.

А девчонка настойчиво просилась к французу. Пьер – матрос с французского адмиральского фрегата. Его взял в плен Алешка Бердышов. Он узнал и Пелагею, и ее девочку, потом оглянулся на толпу, в глазах его мелькнула радость, а губы задрожали. Он мельком, но остро и с интересом взглянул в лицо Пелагее. И вдруг почувствовал, что ему легче, ужасов плена нет, не так уж страшно, явился даже какой-то смысл жизни. А то он ждал чего-то, сам не зная, – не то жестокой смерти, не то чего-то худшего – тупого, бесконечного, чем, по рассказам, опасна эта страна.