Николай Задорнов - Война за океан. Том второй

– Да где его убили?

– На острове! Мокей на лодке ехал да остановился обед варить. А видно, кто-то его с лодки же застрелил.

– А пуля-то?

– Пуля гиляцкая, вроде самодельщины, они у маньчжуров покупают!

– Алена у нас как царица! Она и есть тут командир поста. Ее все и слушаются! – сказал Аносов.

– Какой баба командир? – с презрением отозвался Чумбока, лежавший у печи.

– Мокей, видишь, сгубил Подобина. Надо было решать между собой, а он донес. Мы бы сами безобразие разобрали и артелью выручили казну.

– У нас прежде весело было. А потом людей стали разгонять на другие посты, и много умерло!

В январе море замерзло, и Римский с матросами и казаками ходил по ледяной степи охотиться на тюленей. В хорошую погоду они выползали из пропарин.

«Словом, я переживаю все заново, за Невельского и его спутников, – думал Римский, поражаясь своему здоровью. – Все, но кроме семейного счастья! Неужели вечно будет моей семьей мой экипаж? Больно, как подумаешь…»

На шхуне «Восток» мачты обмерзли и белы… Море вдали не замерзло; кажется, там темный берег и в нем странно сияет очень яркое отражение солнца.

Римский пришел во флигель. Вейрих опять в отъезде, лечит гиляков, нашел тут какие-то новые, не известные никому болезни. Завтра Воин Андреевич едет в Николаевск.

Пошел ужинать в казарму. На табурете напротив Алены, которая моет котел, сидит матрос Васильев. Он принес дрова. Матрос некрасивый, но умный, смелый, сильный человек.

Алена голову кружит Петрухе, говорят в казарме.

Однажды она спросила Римского, не видал ли он могилу Ивана Подобина в Хаджи.

Вейрих вернулся ночью. Римский не спал, лежа в казарме.

– Почему так поздно?

– Человек зарезался! – ответил Вейрих. – Я пытался спасти, но не удалось.

Доктор лечил ребенка в юрте гиляков, когда по морю мимо юрты быстро промчались нарты. Собаки были с красными дугами. Нарты раскрашены и со спинкой. В них, как в кресле, сидел покачиваясь какой-то человек в китайской черной шубе.

– Маньчжур, купец богатый! – сказал Чумбока, привозивший доктора к гилякам.

Чумбока знал: это Мунька, он живет у соседей и сильно там пьянствует.

Вейрих сказал, что хотел бы поехать к соседям, познакомиться с этим маньчжуром.

– Давай поедем! – воскликнул гольд. По дороге он рассказал доктору, как купец подымал восстание в деревне Вайда на Амуре.

Вейрих и Чумбока приехали в деревню Коль и явились к маньчжуру. Тот в самом деле был пьян, сидел на скрещенных ногах у столика. Перед ним медная бутылка со спиртом. Тут же двое работников.

Все испугались, завидя Вейриха.

Доктор познакомился с купцом и говорил с ним через Чумбоку.

Гольд много выпил и перестал переводить. Он что-то горячо сказал купцу. Они оба вспыхнули. Чумбока вдруг вскочил и что-то закричал, показывая на грудь маньчжура.

Тот тоже вскочил и вдруг выхватил огромный нож и стал кричать, размахивая им яростно. Потом вдруг с силой полоснул сам себя по горлу. Вейрих не смог спасти его. Рука, видно, была сильна, и маньчжур перерезал себе горло.

Оказалось, что Чумбока сказал купцу, что офицер прислан схватить его за убийство русского матроса. Купец ответил, что в самом деле убил и гордится этим и что он никогда не смирится с тем, что здесь поселились русские, что он проклинает их, что он хотел вырезать всех, кто остался на посту, и подъезжал туда, но увидел шхуну и понял, что там опять много народу. В ярости он воскликнул:

– Смотри, как мы еще будем резать всех вас. Вот так!

И купец полоснул сам себя…

– Странный случай!

– Странный и неприятный очень! И Геннадий Иванович расстроится! – ответил Римский.

В казарме все спали глубоким сном, когда матрос Васильев при свете лучины стал тесать щепы из высохшего у горячей печи полена. Казак Аносов слез с нар, надел торбаса и накинул тулуп. Теперь он возит воду с реки Иски. Стукнула дужка ведра. Это в казарму пришла Алена. Слышно, как она подняла деревянную крышку у кадушки и зачерпнула воду, как капли с ведра капали в кадку. Зашлепали босые ноги по полу. Вода хлынула в котел. Вскоре лучины с треском занялись в печи. С нар сполз Чумбока.

– Че, утро? – спросил он. – Капитан, пора ехать! Пистолеты заряжай! Как раз нападут на нас нынче!

– Не пугай! – весело отозвался Римский-Корсаков.

Доктор спал крепко. И он и Римский охотно ночевали в казарме. Дверь открылась. Вошла маленькая дочка Калашниковой.

– Ну, пришла? – спросил ее Васильев.

– Мамке помогать! – бойко ответила девочка.

Стали один за другим соскакивать с нар матросы. Завтракали за большим столом. Потом боцман Козлов приказал строиться. Вошел Аносов, черноватый, с бороденкой клином, обмерзшей, как сосулька. Кажется, что казак засунул подбородок до самых губ в хрустальный бокал.

– Воды привез! Пейте, ребята, на здоровье! Хорошая водица! – сказал он и стал раздеваться.

Алена подала ему на стол мутовку с кашей.

– Стройсь! – раздалась на улице команда младшего унтер-офицера. Матросы идут сегодня в лес рубить дрова.

Алена подошла к капитану, подала узелок в чистом платке.

– Воин Андреевич, будьте добры, отвезите от меня пирог Екатерине Ивановне, – сказала она. – А вот это вам, на дорогу!

– Спасибо тебе, красавица! – ответил Римский-Корсаков.

Через полчаса нарты уже мчали его по заливу. Горы с лесом надвигались с обеих сторон. В разлоге у подошвы их дымились трубы из полых деревьев в гиляцком зимнем стойбище.

Невельские за большим столом угощали вином и сластями двух китайских купцов. Геннадий Иванович рекомендовал гостей как старых своих знакомых и приятелей, с которыми он впервые встретился на Тыре.

– Че, ваша англичанина победила? – сияя, спросил Римского-Корсакова толстощекий Тин Фа. – Наша слыхала! Кругом слыхала!

– Наш генерал очень доволен, – говорил другой купец, Ургэн, высокий, в черной одежде, похожий на ученого, каких Римский видел в Шанхае. – Нашего генерала хотели судить в Пекине за то, что пропустил Муравьева. Но теперь он оправдался!

Римский и Невельской удалились в кабинет. Воин Андреевич рассказал о самоубийстве купца. Невельской сказал, что объявит об этом гостям и завтра же выедет сам на расследование.

– Убийство Калашникова произошло на Лангре, там, где когда-то Петров подвергся нападению гиляков и, обороняясь, стрелял в одного из них. Мне стоило больших трудов уладить все это. Значит, маньчжур старался совершить все так, чтобы мы предполагали, что это месть лангрских гиляков! Но, видно, Чумбока что-то уже знал! Его наградить надо, да горд, не берет наград!

Пришли Сгибнев с супругой, капитан-лейтенант Бутаков, офицеры с «Дианы», появился Петров.

Утром Невельской и Римский выехали на Коль. С ними вместе поехал рослый купец, похожий на ученого. Он возмущен поступком Муньки и говорит, что общество купцов давно недовольно им.