Игорь Лощилов - Предтеча [Повесть]

Беклемишев велел кликнуть войсковых начальников и показал им грамоту.

— Не оставил наш государь милостью детей своих, — сказал он, — приказал спешно с крепости выйти и реку переплыть. Неча, говорит, вам бесцельно за стенами гибнуть, а идите вы, говорит, биться в чистое поле, куда вам вскорости подмога будет. Передайте государское слово своим ратникам, пусть готовятся не мешкая отходить!

Город быстро узнал о приказе великого князя. Когда объявили ратный сбор, площадь сразу заполнилась народом. Ратники, сбившись в кучу, угрюмо оглядывались по сторонам. Горожане кипели возмущением:

— Нешто мы за то вас кормили, чтоб вы для поганых нас кинули?

— Как мир — у них пир, а как ратиться — они пятиться!

— Дык как им за ратовье держаться, когда все руки от ложек измозолились!

— Мы люди подневольные, — затравленно отвечали ратники, — по одной своей воле никуда бы отсель ее пошли.

В это время со своего подворья вышел Беклемишев с Василием, и толпа поутихла. Беклемишев достал из-за пояса великокняжескую грамоту и потряс печатью:

— Видите государев знак? Вот его слово! Вы из-за своих стен разве что иные татарские задницы видите, а у государя нашего вся земля как на ладони. И для блага всей земли надо, чтоб орда нынче за Оку не просочилась, поняли? Коли останемся здесь, обойдет орда город и на наш берег ринется — пойди ее потом останови. Потому и приказал государь выйти из крепости, чтоб заслон Ахмату выставить! Не противьтесь его приказу!

На площади стояла тишина. Думали горожане: страшно идти против государского слова, да ведь и город свой жалко. И тогда громыхнул осадный воевода Лука:

— Братья! Вы помните свою клятву? Мы за государя нашего хучь в огонь, хучь в воду, но ему, далече отсель, трудно рассуждать, как ловчей поганых бить. Тем паче что обложили они нас и выйти с крепости не дадут. А коли здеся напрочно встанем, то споткнется об нас Ахмат и за реку не ступит. Оставайтесь же для защиты города, детей, жен и матерей своих. Не берите на свою душу крестоцеловального греха!

— Верно! — зашумела обрадованно толпа. — Никуда не пойдем отсель и войско не отпустим!

Беклемишев рванулся к воротам:

— Ну-ка, ребята, за мной! Разгоним сиволапых!

Ратники нерешительно затоптались на месте, но несколько человек бросились выполнять приказ. У ворот стала закипать драка, забряцало оружие.

— Люди, опомнитесь! — пронзительно закричал слепец из Мценска. — Послухайте поле — там уже загудели басурманские сопели, созывают сыроядцев на приступ идтить. Как же можно в этакий час друг с дружкой свариться?! А вы, воеводы, почто миром промеж собой не ладите? Грех вам народ мутить!

К Беклемишеву пробрался монах Феофил, дернул его за кольчугу и прошептал:

— Слышь, воевода, матушка прислала сказать, чтоб ты пешцев тута оставил и с города за это посул потребовал.

Беклемишев сразу же ухватил мысль своей жены: с конниками-то из крепости быстрее выскочить можно. Он поднял руку и крикнул:

— Старик прав — нужно нам по-мирному решать. Мне город тож не чужой, потому для его защиты могу всех пешцев оставить. Сам же по государскому приказу одних конников возьму, они для осадного сидения все равно не годятся!

Площадь одобрительно загудела в ответ, а Беклемишев повернулся к именитым горожанам и уже вполголоса добавил:

— Не задарма, конешно, оставлю, смотря какой посул дадите.

— Да ты побойся бога, Семен Федорыч, о деньгах ли говорить ныне?! — заволновались именитые.

— И о них тоже… Я же, людишек вам оставляй, в ущерб себе вхожу, так вы должны мне его восполнить.

— И сколь ты хочешь с нас взять?

— Мне пятерик да рублик на жену — вот и все мое хотение.

— Эк, хватил, это ж более половины годовой подати.

— Дак и я вам более половины войска отдаю.

— Креста на тебе нетути, вот что…

— И вправду, воевода, не ко времени торг затеян! — вступился Василий.

— Не встревай в мое дело, княже! — осердился Беклемишев. — Ты приехал и уехал, а подать годовую с меня государь спросит. Чем я отвечу, когда город разграбят? Пусть платят — вот мое слово!

— Заткните ему пасть ненасытную, и путай убирается скорее! — крикнул Лука.

Почесали головы именитые и пошли собирать деньги — они после суровой казни Федьки Строева опасались перечить осадному воеводе. Когда конный отряд был готов к выходу, к Беклемишеву подошел один из них и сказал:

— Горожане порешили выдать тебе пять рублев отступных денег, а на жену не давать, пусть, если хочешь, тута остается.

— Я не согласный, не такой ряд был! — вскричал Беклемишев.

А в это время в татарском стане загремели боевые тулумбасы.

— Все по местам! — разнесся по крепости громовой голос Луки.

— Отворяй ворота! — отозвался эхом крик Беклемишева.

— Отступные-то забери! — напомнила ему сидящая в легкой повозке жена.

Беклемишев выхватил деньги, стеганул коня и поспешил со своим отрядом из крепости. За ним понеслись брань, насмешки и свист готовящихся к бою алексинцев.

Татары шли на приступ. Бескрайним морем казалось их войско, заполнившее неоглядные заокские дали, а из заполья и ближних лесов выплескивались все новые сотни. Грозно и несокрушимо надвигался первый вал, готовый в мгновение ока смести в Оку прилепившуюся к ее круче жалкую крепостицу. В движении степной стихии был свой, выработанный веками порядок. Впереди с вязанками из хвороста и камыша шли приметчики [63] Приметчики — люди, доставляющие приспособления для штурма крепостей ( древнерусск .). , они должны были забросать ров и проложить дорогу под стены. За ними плыли грубо сколоченные щиты, служившие для верхнего прикрытия от камней и бревен, сбрасываемых защитниками крепости. Далее шагали особо обученные воины-городоемцы [64] Городоемцы — специалисты по осаде и взятию крепостей ( древнерусск .). с лестницами, таранами, огнеметными самострелами и другими приступивши хитростями. Их замыкали отряды лучников, а затем уже шло все остальное войско.

Защитники крепости напряженно всматривались в надвигающуюся лавину.

— Э-эх, рази ссилишь ее, тьму нещетную! — послышался чей-то молодой голос.

— А ты и не считай, — успокоил бывалец новичка, — ты не вдаль гляди, а поперед себя. Выбери какого-сь басурманца и срази его во славу божью. Опосля другого избери и его срази. И так дальше, покуда руки стреляют, а зубья кусают. Вот тады и ссилишь.

Татары приближались, но крепость, послушная приказу осадного воеводы, молчала. Наконец с церковной звонницы гулко ударил колокол: «бам-бам-бам!» И с третьим его ударом рявкнули единым разом все крепостные пушки, выплеснув из своих жерл смертоносный огонь. Множество воронок нарушило мерное течение наступавших, однако живые сомкнулись над павшими, и движение продолжалось. Такое же повторилось еще раз, а затем пушечные залпы были усилены лучным боем.