Игорь Лощилов - Предтеча [Повесть]

— Хан Ахмат отдал нам ваши жизни. Но вы можете выкупить их, если укажете, где спрятано золото.

— Не верьте им, не отдавайте святых даров в руки поганых на поругание! — закричал священник и упал с разбитой головой.

— Под твою милость прибегаем, матерь божья, молений наших не презри в скорбях! — продолжал звучать хор.

Женщины свято верили в заступничество богородицы: ведь в церковном сосуде, спрятанном среди прочих богатств, хранился жемчуг с ее нетленной ризы. Отдать его — значит навеки лишиться могучего покровительства, не было среди них ни одной, кто бы смог пойти на такое святотатство.

Татары бросились в поиски, пещера озарилась огнями, но золота не находили. Тогда они, разъяренные упрямством женщин и тщетностью своих поисков, стали крушить всех и вся вокруг. Пощады не было ни старому, ни малому. Младенцам разбивали головы о камни, матерям, пытавшимся прикрыть своих детей, обрубали руки, старух сталкивали в глубокую расщелину, и вскоре вся она наполнилась шевелящимися, стонущими телами. В бочонок, где искали золото, а нашли смолу, стали окунать женские волосы, а потом поджигать их. Несчастные метались живыми факелами, крича и стеная.

Наконец тех, кто еще мог двигаться, вытолкнули из пещеры.

Стоявший у входа Феофил истово закрестился, испугавшись их страшного вида: женщины шли, забрызганные кровью, едва прикрытые тлеющими лохмотьями, с широко раскрытыми безумными глазами. Одна из них, у которой на глазах убили сына, подошла совсем близко к монаху, ее лицо было бездумной, мертвой маской.

— Помилуй нас, господи, посети и исцели немощи наши, — привычно пробормотал он и поднял руку для благословения.

В женских глазах мелькнуло подобие разума — несчастная догадалась, кто выдал врагу место их укрытия, и тогда она с неудержимой силой вцепилась в Феофила. Ее поддержали другие, всю свою боль и отчаяние старались выместить они на гнусном предателе. Татары поначалу хотели унять их, но потом отошли в сторону и стояли, потешаясь. Феофил грозил божьей карой, молил о пощаде и затих. Подошел татарин, схватил его за ногу и сбросил с кручи — у шакала не бывает могилы.

А потом всех оставшихся в живых алексинцев — и мужчин, и женщин, и детей — спустили вниз к реке и стали рубить им головы. Утром по воде слышно далеко, слышали их плач и стоявшие на другом берегу ратники. Слышали и плакали сами от гнева и своего бессилия…

Так погиб безвестный русский город, загородив собой все Московское государство. Мудрое мужество простых людей сорвало хитроумную задумку Ахмата: задержка орды под Алексином позволила переместить русские силы к направлению главного удара и прочно загородить дорогу орде…

Хан молча наблюдал с высоты за казнью алексинцев, когда к нему подъехал князь Темир и встревоженно доложил о попавшем в их руки гонце, при котором оказалось письмо царевича Латифа.

— Что пишет этот нечестивец? — спросил Ахмат.

— Он пишет, что идет грабить Сарай, и приказывает сотнику Азяму следовать за собой.

— Ложь! Ложь! Ложь! — выкрикнул, словно пролаял, Ахмат. — И письмо подложное!

— Сотник признал руку Латифа… Потом, у нас и раньше были вести, что в Казани копятся силы для разорения твоего города… — Темир замолчал, не решаясь больше противоречить хану.

— Где этот сотник?

Азям распростерся перед Ахматом.

— Что ты знаешь о желании Латифа захватить нашу столицу?

— Ничего, великий хан. Желания царевича никогда не поднимались выше женских шальвар…

— А это чья рука? — указал Ахмат на письмо.

— Царевича Латифа, великий хан…

Ахмат пристально посмотрел на Азяма.

— У этого пса лживый и наглый взгляд, — сказал он, повернувшись к своим нукерам.

Те научились быстро понимать и исполнять волю своего повелителя — через мгновение тело Азяма уже летело с приокской кручи.

— Кто еще остался живым из сидевших в крепости?! — громко спросил Ахмат.

— Аллах покарал всех до одного! — услышал он в ответ.

— Турай! Теперь тебе ничто не помешает переправиться через Оку и разбить русское войско? Поспеши, я жду от тебя хороших и скорых вестей!

Стоявший наготове тумен Турая сразу же начал переправу. Поверхность реки заполнилась илотами, вязнями, бревнами и всем, что помогало держаться на воде. Русские стали осыпать переправлявшихся стрелами, но остановить такую лавину они не могли. Бой перекинулся на берег, ратники из полка воеводы Челяднина стойко встретили натиск передовых татар, остановив и сбросив их в реку. Но вот в берег ткнулся огромный плот, на котором стояли два десятка багадуров, закованные с головы до конских копыт в крепкую немецкую броню — подарок польского короля. С тяжелым грохотом сошли они на землю и железным тараном ударили по оборонявшимся. Ни стрела, ни сабля не брали их, они несокрушимо двигались вперед, расчищая место для подплывавших тысяч.

Вскоре на небольшом пятачке собрался почти весь тумен, огромная сжатая пружина татарского войска стала распрямляться и постепенно теснить русский полк.

Челяднин слал гонцов за подмогой, но князь Юрий Васильевич не спешил с нею, и полк продолжал отходить. В одном месте боевые порядки русских были прорваны, князь выслал полтысячи конников для закрытия бреши, однако они только замедлили движение тумена и стали отходить сами.

С высоты, где стоял Ахмат, было видно, как поднявшееся на другом берегу облако пыли все более удалялось от реки.

— Молодец Турай! — воскликнул хан. — Он сбил русские полки и теперь преследует их! Пора и другим туменам поддержать его! Идите и начинайте готовить орду к переправе!

Ахмат поспешил с приказом — русская рать отступала, но еще не была разгромлена. Турай стремительно мчался вдогон за русскими конниками, и казалось, вот-вот настигнет их. Но те резко свернули в сторону, и перед татарами неожиданно открылась лента Оки — она в этом месте делала широкую петлю. Растянутый по всей излучине тумен был внезапно атакован засадными полками. Русские, видевшие жестокую расправу с алексинцами, налетели с той самоотверженной отчаянностью, на которую бывает способен человек, оказавшийся перед смертельной опасностью. Никто из них не щадил себя, воеводы рубились в первых рядах, увлекая остальных. Несмотря на усиленную защиту, татары оказались вскоре прижатыми к реке. Здесь они и нашли свою гибель— русские пленных не брали, вырубили всех до одного. Так свершилось праведное отмщение, ибо говорят: «Кто заставляет других пить до дна чашу смертельного щербета, тот сам испробует горькой отравы».

Через некоторое время готовящиеся к переправе ордынцы стали примечать плывущие по Оке мертвые тела своих соплеменников. Когда те пошли целыми косяками, доложили Ахмату. Хан долго не мог поверить в случившееся, пока не увидел, как противоположный берег снова заполнился русскими ратями. «Аки море колеблющееся! — вроде бы так говорил тот пленный старик, — подумал Ахмат и неожиданно для себя успокоился. — Турай попался в капкан, как глупый стригунок, но он не последок в моем табуне. Я пошлю других, умудренных, они сумеют обойти русские капканы, надо только доподлинно выведать, где они расставлены». Он послал за главным хабаром [66] Хабар — разведчик. .Тот пришел сияющий, как начищенный медный кумган, и радостно заговорил: