Евгений Федоровский - Беллинсгаузен

Вблизи от Адели моряки «Астролябии» рассмотрели в тумане быстро идущую шхуну под звёздно-полосатым американским флагом. Но, не дойдя кабельтова до французского корвета, шхуна внезапно свернула на юг и исчезла. Это было судно «Порнойз» из экспедиции командора Чарлза Уилкса, который тоже искал Южный магнитный полюс. В плавании участвовали два военных шлюпа — «Винценнес» («Морская свинья»), «Пикок» («Павлин»), две шхуны — «Порнойз» («Морская чайка»), «Флайинг фиш» («Летучая рыба») и транспорт. Эта была самая богатая экспедиция к Южному полюсу, снабжённая всевозможными инструментами для астрономических, физических, естественных наблюдений. В её составе было много учёных. По части гидрографии инструкцию для неё составлял русский адмирал Крузенштерн.

В вечерних сумерках или белыми ночами Уилксу казалось, что в дымке южного горизонта он видит землю. Но днём, когда всходило солнце и горизонт расширялся, вместо земли сверкали лишь плавучие ледяные острова. Хотя некоторые айсберги и были окрашены в бурый цвет, но явных признаков суши усмотреть не удавалось. Тем не менее капитан смело наносил действительные и кажущиеся признаки берега на карту, даже считал возможным назвать его Антарктической частью света, что породило много споров, и начальник справедливо и несправедливо подвергался позже многочисленным нападкам и обвинениям. Лишь когда улеглись страсти, выяснилось, что американец видел или угадал берега континента на протяжении тысячи миль, и поэтому впоследствии увековечилось его имя — участок антарктического берега на юге Индийского океана назвали Землёй Уилкса.

Во главе английской экспедиции стал Джеймс Кларк Росс. Участвуя в плавании своего дяди Джона Росса — исследователя западного побережья Гренландии и открывателя острова Кинг-Уильям и полуострова Бутия. Племянник определил положение Северного магнитного полюса, где свободно подвешенная магнитная стрелка принимает точное вертикальное положение. Джеймс задался целью открыть и Южный магнитный полюс.

На кораблях «Эребус» и «Террор» он отправился уже после того, как вернулись Уилкс и Дюмон д’Юрвиль и сообщили о своих находках. Потому Джеймс Росс не захотел следовать путём предшественников, а пошёл восточнее. Лед оказался не таким тяжёлым и менее сплочённым, чем виделся с большего расстояния. Первую высокую снежную гору Росс нарёк именем Сабрина, в честь генерала, покровителя экспедиции. Но приблизиться к магнитному полюсу он так и не смог: корабли остановились перед бесконечной, неодолимой ледяной стеной, изъеденной бухтами и заливчиками.

По пути, проложенному Россом, направлялись другие плаватели, и море, по которому он ходил, назвали его именем. Однако этот благородный странник отдавал должное своим предшественникам. Поминая русского моряка Беллинсгаузена, он неизменно прибавлял слово «the intrepid» («неустрашимый»).

Трагически сложилось плавание у промышленников Баллени и Фримена на судах той же английской компании братьев Эндерби «Элиза Скотт» и «Сабрина». Вблизи Полярного круга они увидели вулканические острова, получившие название Баллени. Но вскоре их настиг ураган. «Элиза Скотт» выдержала его и вернулась в Лондон, а «Сабрина» исчезла бесследно.

Стало быть, правым оказался бывший мичман «Мирного» Павел Михайлович Новосильский, заканчивая недавно изданную свою брошюру такими словами:

«Южный материк всё ещё сокрыт под непроницаемою завесою, его окружает недоступная ледяная стена, и доселе ни один ещё мореход не вступал на таинственный берег...

Но что недоступно ныне, может стать доступным завтра пытливому, непрестанно идущему вперёд уму человеческому. Придёт время, когда отвага и усилия людей предприимчивых, победив все препятствия, проникнут не только на Южный материк, но и до самых земных полюсов. Дай Бог, чтоб подобные открытия на пользу науки совершены были сынами великой земли севера, судьбами которой управляет царь мудрый и могучий».

Брошюра его называлась «Шестой континент, или Краткое обозрение плаваний к югу от Кука до Росса». Нынешний сановник на ниве просвещения прислал её Беллинсгаузену с дарственной подписью. И теперь, выйдя от Рожнова к набережной, Фаддей глядел на подернутое дымкой сизое море и думал, смог ли бы снова пойти в тот край, где кончается живая природа и царствуют вечные стужи? Наверное, смог бы... Да нет! Наверняка пошёл бы, не будь новых обязанностей и большой семьи. Вздохнув, он повернул к своему дому на Цитадельной.

Пока Рожнов болел, исполнял его обязанности Беллинсгаузен. Занимая посты помельче, он как бы снизу наблюдал за порядками флотской жизни в порту. Как и прежде, казённое имущество разворовывалось с поспешанием пожарных. Редко в каком доме значительного лица не видел он вещей с казённым клеймом. Из портовых магазинов почти за бесценок шли материалы на строительство собственных домов, мыз с садами и огородами. Беззастенчиво крали мачтовые леса. Квартирмейстерский чиновник, получавший мизерное жалованье, жил с размахом богатого барина. А суда в гаванях гнили, матросы получали продукты самого низкого качества, хотя в ведомостях они проходили по первому сорту. Обсчёт, взятки, списание вполне пригодных вещей — канатов, парусины, дерева, мундирного сукна, сапог, такелажа, — требования новых сумм на закупку стали привычны, как вода и воздух. У Беллинсгаузена давно чесались руки взяться за эти безобразия, однако его одёргивал Пётр Михайлович.

— Не мы их заводили, не нам и расхлёбывать, — говаривал Рожнов незадолго до своей смерти. — Сиди смирно, иначе шею свернёшь. По молодости я и сам, как знаешь, кипел да после поостыл.

Что верно, то верно. По чести старался жить Рожнов, а сломался. Тут покрепче надо иметь дух, чем в открытом сражении.

С кончиной Рожнова Беллинсгаузен лишился одного из лучших друзей. После девяти дней Беллинсгаузена вызвал к себе в Петербург князь Меншиков. Как всегда благоухающий, лицом свежий, чистых кровей, с сединой на висках и бакенбардах, прихрамывая, угостил баденской водой с лимоном, дождался, пока гость отойдёт после июльской жары на улице, произнёс:

— Государю угодно назначить тебя, Фаддей Фаддеич, главным командиром Кронштадта. Да и воля предшественника твоего такова была, и моя. Понимаешь ношу?

— Понимать-то понимаю, только одобрит ли мои действия Адмиралтейство, вот вопрос, — ответил Беллинсгаузен и с пытливостью взглянул в шоколадно-янтарные глаза светлейшего.

— Уж и план сготовил?

— А он весь на виду.

— Например?

— Воруют.

— Не удивил. Надысь и царь сказал наследнику: «В России, наверно, ты да я не воруем».

— Ноу нас тащат особенно много и бессовестно.