Валериан Торниус - Вольфганг Амадей. Моцарт

Тревога, поселившаяся в сердце, заставляет его написать письмо «сестрице» и попросить её приехать в Мюнхен. Он словно надеется подпитаться от этой весёлой девушки её жизнерадостностью, прежде чем переступит порог отцовского дома. И что же — она действительно появляется, и её приезд действует на Моцарта как глоток живой воды.

Едва увидев при встрече постную мину Вольфганга, она весело смеётся и обзывает его «грустилищем», «печалящем» и «страдалищем», и он весело смеётся вместе с ней. Он изливает ей всю свою тоску, и тут выясняется, что «сестрица» способна не только разделить часы веселья, пошутить и подурачиться, но и исповедница не из последних. Она сразу берёт быка за рога, когда говорит:

— Глупости! Разве можно из-за лопнувшей любовной истории сразу вешать нос, дорогой кузен? Когда женщина отвечает отказом, самый пылкий любовник теряет на неё всякие права. Как быть? Плюнуть и сказать себе: «Ничего, найду себе другое сокровище; зачем мне эта высокомерная надутая индюшка, в саду нашего Господа Бога достаточно красивых цыплят — верных, послушных и добрых».

Моцарт подходит к клавиру и наигрывает Марианне свои вариации к песенке «Оставлю я девчонку, коль я не нравлюсь ей» на новые, дерзкие и вызывающие слова — собственного, надо сказать, сочинения.

— Так-то оно лучше. Теперь я узнаю моего кузена!

Когда «сестрица» Марианна соглашается поехать в Зальцбург вместе с ним, чтобы разгладить там морщины печали на челе Леопольда Моцарта, настроение Вольфганга сразу улучшается.

Со слов Вольфганга Марианна представляла себе его отца настоящим домашним тираном, по меньшей мере вечным ворчуном, и удивилась, когда тот тепло, даже сердечно принял её. Наннерль, по виду которой сразу можно сказать, что, живя вместе с отцом, она не в одних солнечных лучах купается, тоже рада. И не только возвращению брата, но и гостье, которая, несомненно, скрасит её буднично-монотонную жизнь.

Несколько недель, которые Марианна проведёт в Зальцбурге, складываются в цепочку приятных дней и вечеров. Дурного настроения нет и в помине, о чём постоянно заботится эта весёлая и разбитная девушка, гораздая на шутку и острое словцо. В её присутствии Вольфгангу легче, чем он предполагал, заново привыкнуть к атмосфере Зальцбурга. Неудивительно, что её отъезд огорчает всё семейство Моцартов.

Несмотря на свою природную жизнерадостность, Марианна покидает родственников не без печали. То место, которое со времени первого знакомства занимает в сердце Марианны её сумасбродный кузен, после пребывания в Зальцбурге стало заметнее. Но она совершенно отчётливо понимает, что её невысказанному желанию вряд ли суждено исполниться. По крайней мере, до тех пор, пока другая, недостойная Вольфганга и безразличная к нему, владеет всеми его мыслями и чувствами, как бы он ни уверял, будто не желает и слышать о ней.

Лишь в одном она находит для себя утешение: безответная любовь похожа на болезнь и со временем излечивается. И тогда сердце снова свободно и открыто для нового чувства даже больше, чем прежде. Если ей не суждено стать избранницей Вольфганга, значит, нет на то Божьей воли. Чему быть, того не миновать.

Тем временем Моцарт осваивает новое для себя поле деятельности соборного органиста. Официальный визит к «кормильцу» — архиепископу продлился очень недолго. В беседе с ним тот почти не коснулся длительной творческой поездки композитора. Заметил лишь: он надеется, что вернувшийся домой зальцбургский музыкант воспользуется в своей будущей деятельности обретённым на чужбине опытом. А вообще он надеется, что Моцарт будет достойным продолжателем дела ушедшего из жизни соборного органиста.

Виды на скромное вознаграждение ни в коей мере не могут удовлетворить молодого композитора, обуреваемого страстным желанием творить, — это ясно всякому. Но недавние разочарования с такой силой давят на него, что он послушно занимает указанное ему место. Единственным утешением при этом возвращении на барщину служит ему одна мысль: творить музыку, звучащую в душе, ему никто и никогда не запретит! Он отдался ей с таким же упоением, как в годы перед своей парижской поездкой. Церковные обязанности заставляют Вольфганга особое внимание уделять духовной музыке. Так рождаются композиции, в которых главенствует орган, основной теперь его инструмент. Один за другим ложатся на нотную бумагу опусы церковной музыки небольшого размера: вечерни, литании, органные прелюдии, а наряду с ними так называемая «коронная» месса, исполнение которой было приурочено к большому церковному празднику.

Он пробует свои силы в написании одноактных опер на тексты немецких авторов, либретто одной из них написал Шахтнер. Однако видов на их постановку нет. Можно представить себе радость двадцатичетырёхлетнего композитора, когда после бесплодных попыток обрести творческую свободу он получает от мюнхенского двора заказ на оперу к карнавалу, — ему представляется возможность хоть на несколько месяцев вырваться из удушающих объятий родного города, о чём он давно мечтает. Да, за полтора года прозябания в роли органиста архиепископа он окончательно решил для себя: для его творческих планов Зальцбург только препятствие. Однако он не смиряется с этим обстоятельством с прежней покорностью, а даёт выход своим чувствам при встречах с ближайшими друзьями, Шахтнером и Гайдном. Из глубины оскорблённой души вырываются страшные, пугающие слова — говорить так может только человек, оказавшийся на грани отчаяния. В подобных случаях друзьям не просто сдерживать Вольфганга, для этого требуются терпение, обходительность и такт.

В это время Моцарт напоминает больного, который едва-едва выздоравливает и поэтому особенно раздражителен. Любая мелочь, любой внешний повод способен привести его в плохое настроение; но тем, кто умеет с ним обращаться, удаётся довольно быстро восстановить утрачиваемое им духовное равновесие. Игра в кегли или вечернее застолье — верное средство на какое-то время излечить Вольфганга от меланхолии. А Наннерль владеет искусством более долговременного влияния на настроение брата: ей удаётся вырвать из Вольфганга признание о том, что его беспокоит больше всего в данный момент, прогнать демонов раздражительности простыми и доходчивыми советами.

— Надо было тебе поехать со мной в Мюнхен, Наннерль, — говорит ей брат, когда она в очередной раз развеяла его печали. — По крайней мере, рядом был бы человек, выбивавший из меня дурь. Сестрица Марианна умеет рассмешить и растормошить меня, а у тебя другое лекарство — сестринская любовь.

Но Наннерль отрицательно качает головой: на кого ей оставить отца?