Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Наполеон позвал её в жилище отшельника. Она вышла из палатки. Теперь вся каштановая роща была в движении. Ветер усилился. Наполеон сообщил ей, что мэру очень не нравится погода и что, если ветер ещё усилится, доставить женщин на борт в маленькой лодке будет невозможно. Уже сейчас это было достаточно сложной задачей.

— Я приказал им плыть вокруг острова в Лонгоне. Когда погода будет лучше, ты сможешь сесть на корабль там, — сообщил Наполеон.

— А почему не в Портоферрайо? — спросила она. — Ведь он ближе, правда?

— Потому что, моя дорогая...

Но она сразу же его остановила. Разумеется, она знала ответ. Её не должны были видеть в Портоферрайо.

— Естественно. Я всё понимаю, Наполеон, — сказала она с горечью.

— Но только не сегодня вечером. Надо подождать, пока погода улучшится.

— Нет, — твёрдо возразила она, высоко держа свою маленькую головку. — Мы для тебя обуза, поэтому должны ехать, и чем скорее, тем лучше. Мы поедем сегодня.

— Но, Мария, — теперь он выступал в роли смиренного просителя.

— Наполеон, — с гордостью произнесла она, — да, я не императрица. Но, по крайней мере, знаю, как должна вести себя «польская жена». Будь любезен, прикажи заложить карету.

Теперь в его взгляде не было и следа злобы, а только немое удивление и восхищение. Какой же удивительной она была женщиной! И какой бы императрицей могла стать!

В конце концов он согласился:

— Будь по-твоему, Мария.

Ожидая карету, они бродили среди деревьев и скал, опять чувствуя себя легко и свободно. В своей беседе они не касались темы приезда Марии-Луизы, не высказывали друг другу никаких сожалений или упрёков. Они нашли в себе силы покориться судьбе. Они целиком погрузились в воспоминания о прекрасном прошлом. Очень часто звучал трогательный вопрос: «А ты помнишь?» Они говорили также о сыне, и он дал ей относительно его воспитания несколько ценных советов:

— Все твои нравоучения принесут ему очень мало пользы, если в сердце у него не будет священного огня любви и доброты, которые могут творить чудеса.

Утомлённый Перез доложил, что карета готова.

— Ну что ж, тогда поехали, — вздохнул Наполеон. — Но ты не должна отплывать, пока погода не улучшится. Тебе не придётся долго ждать. Обещаешь?

— Как и ты, Наполеон, — с улыбкой отвечала она, — я не могу ничего обещать.

Но потом, упав в его объятия, она прошептала:

— До свидания, Наполеон. Я бы осталась с тобой навсегда. И если когда-нибудь ты меня позовёшь, я приеду.

Он проводил их до селения и, прощаясь, крепко обнял мальчика. Мария Валевская шёпотом произнесла:

— До свидания. Надеюсь, что она приедет.

Мэр, начальник порта и капитан корабля предложили им провести ночь в императорском доме, где для них были приготовлены комнаты. Но Мария отклонила это предложение:

— Мы поедем сейчас. Таково желание императора. Это его приказ.

— Но это опасно, — возразил капитан.

— Думаю, что ветер уже поутих, — сказала она, и это было правдой.

Наконец она убедила капитана, и они отчалили. Мария Валевская в последний раз обратила свой взор к Эльбе — острову, где она надеялась в любви и счастии окончить свои дни.

Наполеон вернулся в своё жилище, полный невыносимого гнева на судьбу и искренней нежности к Марии Валевской. Он был уверен, что поступил правильно, но расставание стало для него настоящей мукой. Бушующая стихия наполнила его душу страхом и страданием. Что же он наделал? Быть может, он послал этого самоотверженного и преданного ему человека навстречу гибели. Нет, нет — в такую ночь они не позволят ей отплыть. Может быть, и позволят! Он приказал подать ему лошадь и уже собрался помчаться вслед за ними. Но вернувшийся Перез, несмотря на усталость, переубедил императора и, взяв себе свежую лошадь, спустился вниз с приказом Наполеона не отпускать Марию Валевскую в плавание этой ночью. Но когда он добрался до Лонгоне, корабль уже отошёл от берега.

В это же время Мария-Луиза, находясь в Швейцарии, развлекалась с графом Нейпергом.

— Вы превосходно поёте! И что за удивительная песня! — Пальцы генерала Нейперга с лёгкостью носились по клавишам, а глаза были устремлены на пунцовую от смущения императрицу. Она смотрела на него сверху вниз, облокотившись на фортепьяно, и думала о том, насколько он хорош. Как же она раньше этого не заметила? Ей нравились его волнистые волосы, и единственный, блистающий ярким светом глаз выглядел очень трогательно. После долгих просьб она наконец решилась спеть французскую песню «Моя любовь». Как правило, раньше она не решалась петь при посторонних. Голосок у неё был слабый и трепетал на высоких нотах. Зато никогда не фальшивила. Генерал не имел перед собой нот, но аккомпанировал превосходно, потому что знал эту песню, о чём ей не сказал. Он предпочитал исполнять немецкие песни. И всё же «Моя любовь» была неплохим началом. Он заметил, как глаза Марии-Луизы во время её исполнения наполнились нежностью.

Затем они спели дуэтом.

— Теперь должны петь вы, — сказала она.

Он не стал ломаться:

— Если её величеству будет угодно.

— Вы должны помнить, что я всего лишь герцогиня.

— Приношу свои извинения.

Своим приятным баритоном он исполнил короткую немецкую песню о влюблённой пастушке, несчастной от того, что её возлюбленный ушёл к другой. Песня ей понравилась...

Возможно, телепатические способности Наполеона помогли ему всё понять. Шестнадцатого сентября он встретился с Кемпбеллом, которого сильно поразило настроение императора. По его словам, в его облике было что-то дикое... Тем не менее, рассуждая на различные темы, он вёл себя сдержанно, за исключением тех случаев, когда разговор касался его жены и ребёнка.

В октябре перья орла Эльбы окончательно потускнели, а гордо поднятая голова поникла. Наполеон много размышлял над своими неудачами и издавал жёсткие указы, пытаясь наладить экономику острова. Франция пока продолжала вести по отношению к нему жёсткую политику, и его общий доход составлял не более трёхсот тысяч франков (включая с неохотой выплачиваемые «контрибуции»), а расходы, включая содержание войск, флота и двора, превышали миллион франков. «Из достоверных источников я получил информацию, — писал Кемпбелл, — что его денежные средства на данный момент почти что полностью израсходованы». Как с такими ничтожными надеждами на будущее он мог продолжать осуществлять свои грандиозные планы улучшения жизни на острове? Неудивительно, что кипучая созидательная энергия первых нескольких месяцев в конце концов истощилась. Планы по постройке новой гавани в Рио-Марина, плавильных печей, колонизации Пьяносы и реализации других мероприятий пришлось оставить.