Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Не только собственное бедственное положение являлось причиной ярости и гнева Наполеона. Ни одно из обещаний по отношению к членам его семьи и его придворным не было выполнено: денежные пособия его матери и братьям, а также пенсии старым солдатам не выплачивались. Ко всему этому у него отняли жену и ребёнка.

Десятого октября он сделал ещё одну попытку воссоединиться с семьёй. Великий император обратился с просительным жалобным письмом к дяде Марии-Луизы, эрцгерцогу Тосканы:

«Мой брат и дорогой дядя! Так как с десятого августа я не получаю никаких известий о своей жене и уже в течение шести месяцев и о сыне, я направляю к вам шевалье Колонна с данным письмом. Я прошу Ваше Королевское Высочество разрешить мне каждую неделю направлять императрице по одному письму и оказать любезность посылать в ответ любые новости о ней, а также письма от графини Монтескье, гувернантки сына. Я тешу себя надеждой, что, несмотря на все события, которые изменили отношение ко мне, Ваше Королевское Высочество сохраняет ко мне дружеское чувство».

Эрцгерцог переправил письмо императору Францу. Тот прочёл его, показал Марии-Луизе и запретил ей отвечать на него.

Отныне Наполеон потерял душевное равновесие.

В октябре шпионы сообщали, что Наполеон «катится под гору». У него появилось пристрастие к глупым развлечениям и общению с недостойными людьми. Особенно часто пересказывали историю с бедным Бертраном. Наполеон был на рыбацком пиру в честь удачного улова. После окончания праздника он подобрал пригоршню мелкой живой рыбёшки и сунул её в карман Бертрану. Затем он попросил одолжить ему платок. Бертран сунул руку в карман и моментально выдернул её обратно. Наполеон весело рассмеялся — он любил разыгрывать гранд-маршала. Этот рассказ, как ужасающий знак моральной деградации, облетел весь мир. Кроме того, он занимался метанием колец и играл в другие невинные, но глупые игры. По сообщениям шпионов, деградация императора зашла так далеко, что никто уже не испытывал никакого страха перед этим человеком. Спустя много времени это странное поведение стали приписывать хитрости Наполеона, задумавшего ввести мир в заблуждение.

К концу октября пятьдесят гвардейцев подали прошение об увольнений со службы, а Наполеон, по словам очевидцев, всем своим существом старался показать, что лично ему не на что больше надеяться в жизни.

Тридцатого октября на эту обитель уныния и скорби, как дождь из золотых монет или цветков роз, как яркая комета или добрая фея, снизошла княгиня Полина.

На этот раз она приехала надолго, и весь остров находился в радостном возбуждении. В знак приветствия горожане поставили на окна свечки. Это являлось наивысшим проявлением уважения. Наполеон поселил её на первом этаже дворца Мулини, который был подготовлен для Марии-Луизы. Теперь они могли видеться в любое время.

Полина, встревоженная рассказами матери о душевном упадке Наполеона, который она и сама заметила, сразу же принялась за дело. Обрадованный её присутствием Пон говорил, что «у неё есть все качества ангела-утешителя. Только король Рима мог быть для него более желанным гостем... Эта милая, любящая и добрая женщина заряжала весельем всех окружающих. Можно считать, что в императорском дворце не было никого лучше...»

Наконец в доме появилась молодая женщина. В саду раздался весёлый смех, теперь было кому следить за цветами, за приготовлением пищи и за лакеями. По вечерам втроём они могли играть в карты. К тому же Полина знала толк в шахматах.

В первый же вечер к ужину она облачилась в великолепное темно-бордовое бархатное платье, надела рубиновые серьги и жемчужное ожерелье. Матери и брату платье очень понравилось, и, демонстрируя его, Полина с гордым видом расхаживала взад-вперёд.

— Ой, — вдруг сказала она, — Подождите! Танцевать в нем слишком жарко. Оно сделано так, что если его снять, под ним останется платье для танцев. Смотрите! — Она чуть спустила верхние края бархатного платья. Под ним было платье из дорогого синего шёлка. — Разве не умно? — Но в этот момент камергер объявил ужин, и Наполеон резко сказал:

— Полетт, не сейчас!

— Я вам только показала, — сказала она, поправляя бархат. — А как тебе нравятся мои серьги? Это подарок, Наполеон, поэтому ты не должен осуждать меня.

— Они очень красивы, моя дорогая. Но здесь ты не должна выглядеть слишком уж великолепно. Здесь у женщин не так уж много драгоценностей.

— Наполеон, как ты провинциален!

Гордая Полина любила своего брата так сильно, что могла стерпеть от него любой упрёк, и, как правило, у неё это хорошо получалось, но кроткой она не была никогда.

— В провинции, — сказал Наполеон, — каждый должен считаться с местными обычаями.

— Но я думаю, ноги-то у них есть, — сказала Полина, — и они умеют танцевать? Когда будет бал? — Балы и вечеринки лечили Полину от всех болезней, и она хотела использовать это лекарство для Наполеона.

— Ничего ещё не устроено, — сказала мать. — Мы ждали тебя.

— Ты задержалась на месяц, моя дорогая. Но мы закатим для тебя грандиозный бал. Они любят танцевать, мои провинциалы.

— Я и не подумаю пойти на него, Наполеон, если ты не пообещаешь, что тоже будешь танцевать.

— С тобой я один раз станцую, Полетт.

— Мы станцуем с тобой дважды. А потом ты пригласишь маму на вальс.

— У меня голова кружится от вальса.

— Я научу тебя танцевать менуэт. Это танец для толстых старых мужчин.

От такой дерзости камергер разинул рот, а официант чуть было не уронил поднос. Но Наполеон улыбнулся, выпрямился и выпятил грудь вперёд, как будто пытаясь доказать обратное. Мадам Мер громко рассмеялась, что весьма редко с ней случалось. Наполеону, подумала она, уже лучше.

— У меня есть идея, — сообщила неугомонная княгиня. — Ты помнишь тот бал, который дал Боргез в тысяча восемьсот десятом году? Полы в залах и дорожки в саду были усыпаны лепестками роз. Давай сделаем то же самое! На Эльбе есть розы?

— Конечно! И они ещё не отцвели.

— Отлично. А ты, Наполеон, будешь носить венок из роз. Говорят, они очень помогают от головокружения.

После ужина они играли в карты. Наполеон плутовал самым оживлённым и безобидным образом — наедине с мадам Мер он никогда не обнаруживал такой привычки. Наконец его мать, которой тоже хотелось выиграть, запротестовала:

— Наполеон, ты нечестно играешь!

— Ничего, матушка, — проговорил Наполеон, ничуть не смутившись и запихивая выигранные деньги в карман, — ведь ты женщина богатая, а я человек бедный. Теперь, Полетт, ты можешь показать нам своё платье для танцев.

Обрадованная Полина вмиг осуществила эту операцию у всех на глазах, чего никогда бы не осмелилась сделать другая женщина. Мгновение спустя, как Венера воплотившаяся из пены, она предстала перед ними обновлённой, ещё более грациозной, в платье цвета морской волны. Широко раскинув руки, она приветствовала присутствующих. Под платьем из голубого шёлка не было абсолютно ничего.