Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Держава

Сталин не присутствовал и на игре, которая длилась несколько дней, но столь же внимательно следил за тем, что там говорилось и делалось. Он остался недоволен поражением наших и слишком поверхностными оценками причин этого поражения Павловым и начальником Генштаба Мерецковым. Мямлили они и на заключительном подведении итогов в Кремле, уже в присутствии Сталина и членов Политбюро, сводя все к тому, что игра есть игра, а на деле все может повернуться по-другому, то есть не «синие» накостыляют «красным», а наоборот. Сталину, который каждое свое решение предварительно проигрывал в уме десятки раз, каждое произнесенное слово выверял от паузы до интонации, такие отговорки представлялись чистым ребячеством.

Сразу же после «игры» Мерецков был снят с должности начальника Генштаба Красной армии. На его место назначен Жуков: этот все принимал всерьез, от его коренастой, плотной фигуры, от его массивного раздвоенного подбородка и тяжело нависающего лба веяло уверенностью и железной волей. Да и в Киевском военном округе, судя по информации, поступающей к Сталину, он будто бы навел порядок и заставил всех ходить по струнке. И поход в Бесарабию и Северную Буковину провел решительно и быстро, не дав румынам вывезти на свою территорию ничего ценного. Правда, по линии НКВД доносили, что десантная операция, в которой были задействованы большие силы, проведенная Жуковым, оказалась неподготовленной, и только растерянностью румынской армии можно объяснить небольшое количество жертв, понесенных десантными войсками. Но это ерунда по сравнению с достигнутым успехом. Решительность и уверенность в себе, способность брать на себя ответственность — вот то главное, что отличает Жукова и чего так не хватает многим генералам.

Жуков, между тем, не сразу согласился стать начальником Генштаба, ссылаясь на отсутствие опыта такой работы и даже способности к ней. Но Сталин настоял. Даже вопреки той характеристике, которую некогда дал командиру полка Жукову комдив Рокоссовский: «…способен командовать воинскими соединениями, но совершенно не пригоден для штабной и преподавательской работы». И хотя Рокоссовский не указал, почему именно, заметив как бы мимоходом, что и сам Жуков терпеть не может штабной и преподавательской работы, но тут и без объяснения понятно: образование Жукова едва тянет на начальное. Однако в данном случае не образованием Жукова и его предпочтениями руководствовался Сталин. Он всегда считал, что действительно умный человек может справиться с любой работой, были бы желание и воля. А воля у Жукова есть. Следовательно, он заставит Генштаб работать в поте лица своего. Именно этого — воли — так не хватает маршалу Шапошникову, человеку интеллигентному, а посему покладистому и либеральному. Если бы Шапошников, с цифрами и фактами в руках, доказал, что война с финнами без тщательной подготовки чревата опасностями и может начаться и закончиться далеко не так, как предсказывали Ворошилов и Мерецков, то он, Сталин, не поддался бы на шапкозакидательские уверения этих двоих безответственных горлопанов. Но у Шапошникова не оказалось в руках ни фактов, ни цифр, ни способности убеждать, а не было их потому, что Генштаб работал из рук вон плохо, люди там собрались случайные, они засиделись на одном месте, считали себя незаменимыми. В результате получилось то, что и должно было получиться. Так пусть будет малообразованный, но зато волевой и решительный Жуков.

Генералы разъехались. Уехал в Киев Жуков, еще больше возвысившийся как в глазах власти, так и собственных, уехал, чтобы сдать должность командующего округом своему приемнику, генерал-полковнику Кирпоносу.

Кирпонос до этого лишь несколько месяцев покомандовал Ленинградским военным округом, до округа — военным училищем, затем дивизией, которая в феврале сорокового по льду Финского залива в авангарде двух пехотных корпусов стремительным маршем обошла Выборг и создала угрозу захвата ничем не защищенной столицы Финляндии Хельсинки. За этот поход Кирпонос был удостоен звания Героя Советского Союза. Из полковников меньше чем за год шагнул в генерал-полковники. И это тоже был сталинский стиль, который, увы, не всегда себя оправдывал.

«Развалит округ, — с ревнивой жалостью к своему, еще не вполне окрепшему детищу, думал Жуков, сдавая дела Кирпоносу. — Скороспелка. Одно дело — провести дивизию по льду, совсем другое — такая махина, как округ. Да еще в такое неспокойное время…»

Уехал в Минск униженный Павлов, чтобы продолжать командовать Западным округом, точно был виноват в том, что в резерве округа оказалось и войск меньше, и техники. Ну да, конечно, кто спорит: Жуков в процессе игры «нанес удар» под основание его войск, «стремительно продвигавшихся» по территории Восточной Пруссии к сердцу Германии, и этот удар решил исход «сражения» на картах: «стремительно продвигавшиеся» войска оторвались от своих баз снабжения, танки встали, израсходовав горючее и боеприпасы, самолеты замерли на аэродромах, устоять против фланговых ударов «синих» у «красных» не оказалось в резерве ни нужных сил, ни материальных ресурсов. Но это на картах. В реальности же все может повернуться совсем не так: революция в Германии, например, в той же Польше, восстание их армий против своих правительств… Одно утешало: если война начнется, главный удар немцы нанесут, по общему убеждению, на Украине (или, наоборот, мы им нанесем удар со стороны Украины), а пока они там будут прогрызать наиболее подготовленную оборону, он в своем округе… да и резервы подбросят и технику…

Однако после совещания, а затем игры, где столкнулись разные честолюбия и амбиции, в армии мало что изменилось, то есть если и менялось, то медленно и со скрипом — по плану. Да и невозможно за короткое время радикально изменить то, что складывалось годами, что диктовалось объективными условиями развития экономики огромной страны, постепенными изменениями так называемого человеческого материала.

Страна, между тем, продолжала жить напряженной трудовой жизнью, не думая о войне, уверенная, что Сталин все продумал и не позволит фашистам взять верх над непобедимой Красной армией.

Стылую февральскую ночь сорок первого года Георгий Константинович Жуков, новоиспеченный начальник Генерального штаба Красной армии, встретил на рабочем месте: вчера как начали заседать после полудня, так прозаседали до двух ночи, ехать домой не имело смысла.

Убрав в сейф документы и погасив свет, Георгий Константинович прошел в комнатушку, соседствующую с кабинетом, снял сапоги, ремень, расстегнул ворот гимнастерки, лег на узкий кожаный диван, укрылся шинелью. Однако сон не шел: в голове продолжали звучать голоса начальников отделов Генштаба, их реплики, в которых сквозило плохо скрытое высокомерие людей, закончивших по две академии, понимавших друг друга с полуслова; перед глазами мелькали лица, карты, сводки, донесения, распоряжения, директивы наркома обороны, по которым надо было принимать срочные и всякие другие меры.