Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Держава

— Черчилль на договор с Гитлером не пойдет, — перебил Сталин. — Чемберлен пошел бы при определенных обстоятельствах, а Черчиль — нет: не тот человек. Да и Ротшильды ему не позволят.

Берия кивнул головой, то ли соглашаясь со сказанным, то ли принимая сказанное к сведению, затем продолжил тем же бесстрастным тоном, точно его и не перебивали:

— Слухи эти — я имею в виду вторжение немцев на территорию СССР — далеко не всегда можно определить как провокационные, потому что исходят они от людей, искренне сочувствующих СССР. Эти люди понимают, о чем говорят, и зря языком трепать не станут. Весьма подозрителен факт, что из Москвы уезжают члены семей немецкого посольства под видом отпусков и перевода на другую работу, а также поголовно члены торговых и иных миссий из других городов. Если сравнивать с прошлыми годами, то не трудно заметить, что ни в один предыдущий отпускной сезон подобного массового отъезда не наблюдалось. Тем более что на замену никого не присылают. Создается впечатление заранее спланированного бегства… И еще: в германском посольстве понемногу жгут бумаги. Буквально каждый день…

— Это может означать и провокацию, — прервал Берию Сталин, останавливаясь. — Какой же дурак так открыто станет жечь бумаги, если речь действительно идет о близкой войне?

— Не исключено, что Шуленбург дает нам знать о подготовке к вторжению именно в СССР: его отрицательный взгляд на войну с нами хорошо известен…

Сталин промолчал, снова пошел вдоль стола — десять шагов в одну сторону, десять в другую, — сосал потухшую трубку, останавливался, поворачивался к Берии спиной, вглядывался в какие-то точки на карте, зябко передергивал плечами.

Берия следил за каждым движением Сталина, но следил без страха, скорее — с любопытством. Его иногда поражало, как мог этот слабый на вид человек вырвать власть из рук многочисленных соперничающих между собой политических группировок, образовавшихся ко времени смерти Ленина. Каким образом он, малообразованный грузин, — если не считать полного курса семинарии, — сумел сломить еврейское сопротивление и подчинить своей воле партию и страну, населенную преимущественно русским народом? Разгадка этой тайны давно занимала изощренный ум Лаврентия Павловича. Он понимал, что его положение — положение наркома внутренних дел — весьма шатко и недолговечно, что практически у всех его предшественников жизнь была оборвана по воле Сталина, что он сам, Лаврентий Берия, призван на ту же роль, на какую в свое время Сталин призвал Ежова: навести в очередной раз порядок в бюрократическом аппарате страны. В любой момент, каковой Сталин сочтет выгодным, судьба его предшественников может постигнуть и его, Лаврентия Берию.

И потом… Сталин стареет, годы берут свое, недалеко то время, когда встанет вопрос о приемнике, и тогда возникнет ситуация, похожая на ту, что была в последние месяцы жизни Ленина: все начнут толкаться вокруг трона, отпихивая друг друга локтями, наступая на ноги, и в этой толчее и потасовке надо суметь не только выстоять, но и опередить всех. Или, по крайней мере, создать такую группу, которая в борьбе за власть отличалась бы сплоченностью и не распалась бы, власть эту захватив. У Сталина в этом смысле есть чему поучиться, тем более что Москва — не Закавказье, здесь все вершится совсем по другим законам. Наконец, вряд ли большинство Цэка, состоящее из русских, позволит нерусскому вновь оказаться на вершине власти. Русские многому научились у евреев и Сталина, следующий раз на вторых ролях они не окажутся.

— Ты думаешь, что все-таки война начнется в этом году? — после длительного молчания спросил Сталин, прервав размышления Берии.

— Думаю. Все говорит за это.

— А вот Гитлер думает, — раздумчиво продолжал Сталин, не отрывая взора от карты, — что мы хотим ударить ему в спину. Получается, что мы боимся немцев, а немцы боятся нас. И кто-то на этом страхе пытается нагреть руки. Те же Черчилль и Рузвельт. Особенно — Черчилль. В его патологической ненависти к Советскому Союзу не сомневается никто. Да и сам Черчилль этой своей ненависти не скрывает. Война между Германией и СССР выгодна прежде всего Англии. И Черчилль делает все, чтобы эту войну разжечь. Лучше всего в этом году. Черчиллю нужна слабая Германия, да и вся Европа. И слабый Советский Союз. Только в этом случае Великобритания по-прежнему может править миром.

— Все это так, но Гитлер не лишен здравого смысла, — осторожно противоречил Берия. — Да и почему бы ему не ударить в нашу сторону? У него сильная армия, она воодушевлена предыдущими победами, у нее большой боевой опыт. Общественное мнение всей Европы склоняется к крестовому походу именно на Россию. Более того, во Франции, Бельгии, Дании, Чехии и даже в Польше, не говоря о Румынии и Венгрии, создаются добровольческие военные формирования с этой же целью. Немцы включают эти формирования в войска СС. Правда, Германия официально вроде бы не поддерживает антирусскую кампанию, развернувшуюся в европейских странах, но и не препятствует ей…

Сталин остановился, прервал Берию движением руки.

— Общественность эта — буржуазные и мелкобуржуазные круги, — заговорил он назидательно. — Вряд ли рабочий класс поддастся на фашистскую пропаганду о новом крестовом походе на Восток. Он не пойдет записываться в эсэсовские войска. Но как бы там ни было, а распространять эту информацию мы не будем. Чтобы не вызывать у советского рабочего класса недоверие к пролетариату европейских стран.

И снова двинулся вдоль стола, вялым движением руки как бы поставив точку своим рассуждениям. Берия подождал немного, продолжил доклад:

— Так вот, я и говорю, что обстановка на Западе сама подталкивает Гитлера к войне с нами. Тем более что нашу армию, по его же высказываниям, он не ставит ни в грош. Так что вполне может рискнуть. С надеждой на то, что разделается с СССР за пару месяцев. Скорее всего, он мыслит так же, как и Наполеон: разобью русскую армию — и Россия у меня в кармане. Пример остальных побежденных стран Европы толкает его в эту же сторону.

— Что-то вы все будто сговорились, — недовольно проворчал Сталин. — Гитлер действительно может ударить в нашу сторону, если мы спровоцируем его на это своей глупостью. Вот он пишет мне, что его войска сосредоточены на восточной границе потому, что до них не достает английская авиация, что здесь он может спокойно заниматься переформированием и подготовкой к вторжению на острова. Дураку ясно, что главный соперник для Гитлера в Европе — это Англия.

— Я полностью с тобой согласен, Коба, — мягко произнес Берия, заметив перемену в настроении Сталина и переходя на ты. — С политической точки зрения ты как всегда прав. Но несколько дней назад английские самолеты подвергли бомбардировке ряд польских городов, где расквартированы немецкие войска…