Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

— Меня зовут Бартоломе де Лас-Касас, — сказал Бартоломе, — но я прошу вас, называйте меня просто по имени! Вы так пришлись мне по сердцу…

Рентерия снова улыбнулся своей доброй улыбкой, и Бартоломе почувствовал впервые за много дней, что он не одинок.

— Сеньор Педро, — продолжал он, — я еду в Индию, чтобы принять имение отца, полученное им еще от старого Адмирала: он был его спутником во втором плавании. Отец умер, и вот я еду. Конечно, не имение привлекает меня, но возможность принести пользу в Индии… Мы, испанцы, в долгу перед этой страной. Не все правильно поняли, каковы обязанности колонистов. И вместо того чтобы нести в эти земли знания, веру и помощь, принесли много зла…

— О, я понимаю вас. Я хорошо знаю наших испанских знатных господ! И знаю, как стонут бедные земледельцы под их пятой. Если эти господа принесли в Индию такие же способы управления, как и на родине, — бедным индейцам не поздоровится!

— Еще хуже, сеньор, еще хуже. В Кастилии все же есть законы и король, а в Индии… Как говорит Лукиан, «право отдано в руки злодейства!»

— Но если найдется несколько хороших и честных людей, то я не верю, чтобы нельзя было обуздать злодеев.

— И я так думаю, дорогой Педро! И знаете что? — вдруг воскликнул Бартоломе. — Знаете, что мне пришло в голову?

— Нет, не знаю, — улыбнулся Рентерия пылкости молодого человека, который ему чрезвычайно понравился.

— Я приглашаю вас стать моим компаньоном! — торжественно заявил Бартоломе.

— Но у меня нет средств, чтобы войти в долю вашего имения.

— Это неважно! Зачем мне такое большое поместье? Я найду Алонсо, и мы будем все вместе трудиться, вести хозяйство, учить индейцев…

— Нет, нет, Бартоломе. Я благодарю вас за ваше предложение, но согласиться не имею права.

Бартоломе не знал, что делать. Он нашел единомышленника и друга — и мог потерять его…

— Я смогу стать вашим компаньоном в том случае, если буду одновременно служить, — сказал Рентерия, видя огорчение Бартоломе. — Тогда мое жалование пойдет на дела имения. Мне предлагал один из ревизоров дона Овандо должность помощника алькальда в Санто-Доминго. Я и сам не хочу расставаться с вами, Бартоломе. Вы столь напоминаете мне моего любимого младшего брата!

Чем больше времени бывал Бартоломе с Педро Рентерией тем лучше он узнавал этого поистине прекрасного человека. Он был правдив и прям, обладал мягким и чистым сердцем. Таких людей называют «не от мира сего…»

Шли дни путешествия. Новые друзья были неразлучны. Обычно сдержанный, Бартоломе открыл Педро свою душу. Он рассказал ему о днях юности, о первом большом горе — утрате Беатриче, о смерти отца, о разлуке с названым братом Алонсо. Педро внимал ему с горячим участием. Бартоломе понял, что выпала ему большая удача — перед началом новой жизни нашел он человека, близкого по духу и по взглядам. И будущее уже не страшило Бартоломе.

По приезде в Санто-Доминго Бартоломе тотчас же отправился во францисканскую миссию, чтобы узнать о судьбе Алонсо. Монахи показали ему списки индейцев, отправленных в Сибао, и списки погибших там. Имя Алонсо было в обоих списках.

Рентерия утешал Бартоломе, как только мог:

— Бедный мой друг, это тяжкая утрата! Но помните, что господь бог вручил нам судьбы многих индейцев. Мы должны заботиться о них.

Земля, полученная отцом Бартоломе двенадцать лет тому назад, была запущена. Деньги, привезенные из Кастилии, приходили к концу, и надо было думать о хлебе насущном. Поэтому Бартоломе и Рентерия с первых же дней приезда с помощью приписанных к асиенде индейцев принялись за раскорчевку участка для дома и за обработку полей под посевы пшеницы и маиса. И только это помогало Бартоломе преодолевать тяжелое горе — утрату Алонсо.

Бартоломе и Рентерия решили в своем имении культивировать испанские злаки и растения, тем более что природа и климат так напоминали Андалузию. Недаром старый Адмирал назвал этот остров Эспаньолой, то есть «маленькой Испанией».

…Полвека спустя, уже навсегда покинув Новый Свет, Бартоломе работал над дневниками Адмирала Кристобаля Колона. И снова перед Бартоломе предстала Эспаньола такой, какой он увидел ее впервые, в молодости…

Адмирал писал: «…Эспаньола — это чудо: тут и цепи горные, и кручи, и долины, и земли, пригодные для обработки и засева… Лучшие и прекраснейшие земли Кастилии не могут выдержать никакого сравнения с этими землями. Даже нивы Кордовы по сравнению с ними — будто ночь перед светом ясного дня… Плодами были отягощены зеленые деревья и благоухали высокие травы, широки и хороши были дороги, а воздух был — как в апреле в Кастилии…»

Прав был Адмирал, когда написал, что «край этот поистине желанный и, раз увидя его, покинуть невозможно».

Такова была Эспаньола. И Бартоломе и Рентерия, люди с душой, чуткой к красоте, конечно, видели то, о чем писал Адмирал. Но с раннего утра до позднего вечера им приходилось неустанно трудиться. И часто бывало не до красот природы, когда нужно было думать об орошении и о посадках, о рубке леса и постройке домов и о многом другом.

В плодородной долине, где была их асиенда, они посеяли пшеницу и ячмень, возделывали виноград. Бартоломе разбил около дома сад по образцу севильского и посадил апельсины и лимоны. Они прекрасно принялись, и уже через несколько лет цветущие деревца напоминали родную Севилью.

Бартоломе и Педро построили для себя скромный деревянный дом, госпиталь для индейцев, маленькую часовню. Когда дом был готов, Бартоломе прежде всего соорудил полки и расставил на них любимые книги. И часто после работы, уже не имея сил и времени почитать, он просто держал в руках памятные для него томики Петрарки и Данте…

— У этого чудака Лас-Касаса, — говорил жене сосед дон Амбросио де Санчес, — вряд ли будет процветать хозяйство. Он ведет дела в ущерб себе!

— Все равно его асиенда — лакомый кусок! — возражала мужу почтенная донья Мархела, обремененная заботой о замужестве шестерых дочерей. — Да и он сам… знатного рода, молод, красив собой, способен составить счастье той девушки, на которую обратит внимание.

Но увы! Красивый и знатный дон Лас-Касас не обращал ровно никакого внимания ни на лукавые взгляды хорошеньких черноглазых сеньор, ни на поощрительные улыбки их добродетельных матерей.