Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

— Ты точно сжигаешь за собой корабли, Бартоломе!

— Не стоит об этом говорить, Леон. Скажи мне лучше, как обстоят дела с экспедицией Адмирала?

— Дядя Андрес видел недавно Фонсеку, и тот сообщил ему последние новости. Губернатором на Эспаньолу посылают дона Николаса де Овандо. Он сменит Бобадилью, которым их высочества очень недовольны. Экспедиция Овандо намечена в феврале будущего года, так что ты успеешь вернуться к тому времени из Саламанки.

— А Адмирал?

— Фонсека заявил дяде, что Адмирал требует каравеллы и казну для своего четвертого плавания. Король колеблется, но королева склоняется дать согласие, она чувствует себя виноватой перед Адмиралом. Не исключена возможность, что вслед за Овандо отправится и Адмирал.

— А каков этот Овандо?

— Я слышал, что Николас Овандо — человек жестокий и неразборчивый в средствах.

— Как не понимают наши короли, сколь гибельно посылать таких людей в Индию! Там нужны правители мудрые и с благородной душой.

— Ты прав. Но тише, идет дядя…

В комнату вошел каноник.

— Я только что видел кардинала Деса, — сказал он. — Новые известия из Индии еще более неутешительны, чем раньше. Бобадилья дал колонистам множество льгот и этим привел окончательно колонию в упадок. У королей одна надежда — на Овандо. Я знаю его, он справедливый и благоразумный человек.

Бартоломе и Леон промолчали. У них было свое мнение насчет качеств Овандо. Каноник продолжал:

— А сколь пагубно оказалось разрешение королей снаряжать флотилии и плыть в Новый Свет всем, кто этого пожелает! Прав был Адмирал, когда говорил мне, что теперь все недостойные пройдохи смогут плыть по пути, открытому им!

Зимой 1502 года вернулся Бартоломе в Севилью, на этот раз навсегда простившись с Саламанкой, городом беспечной юности, первой и последней большой любви, первого, но не последнего тяжкого горя. Утраты не покидают его. Ему пришлось закрыть глаза своего духовного отца — ректора, дона Висенте де Салинаса. Он умер на руках Бартоломе.

После возвращения из Саламанки Бартоломе в тот же день направился в Лос-Паласьос, к Леону.

— Поздравляю новоиспеченного лисенсиата! — сказал каноник Бернальдес. — Как жаль, что дон Франсиско не дожил до этого часа. Но я рад, Бартоломе, что ты выполнил желание отца.

— Благодарю вас, дорогой сеньор. Но где же Леон?

Каноник недовольно вздохнул:

— Ты же знаешь, что мне пришлось согласиться на его женитьбу. Теперь он приходит работать над моей «Хроникой» только после сиесты.

— Но вам уже недолго осталось ждать, — утешил Бартоломе каноника, посмотрев на часы. — Скажите, сеньор, вы, конечно, знаете, каковы планы снаряжения экспедиций Овандо и Адмирала?

— Я видел Фонсеку, и он сказал мне, что для Овандо снаряжают флотилию из тридцати каравелл, на которых отправятся в Индию две с половиной тысячи колонистов, солдат и моряков. Надо тебе сказать, что теперь на Эспаньолу поедут почтенные женатые люди с семьями, что будет служить ручательством честной и добропорядочной их жизни. Отправится Овандо через месяц, в начале февраля.

— А когда намечено отплытие Адмирала?

— По указу королей только через месяц после Овандо. Фонсека говорил мне, что Адмирал хотел строить новые каравеллы, но король отказал ему в этом. Адмиралу предоставят лишь четыре каравеллы, да и те размером, примерно, с «Нинью». Он берет с собой сына…

— Старшего, Диего?

— Нет, с отцом отправится младший сын — Эрнандо. Диего занят придворной карьерой и ищет жену из знатного рода.

— Кто ищет жену? — спросил вошедший Леон. Он обнял Бартоломе.

— Ты должен непременно прийти к нам, — продолжал Леон. — Я так счастлив с Тересой… — и он неловко замолчал.

— Я обязательно приду, — ласково сказал Бартоломе смущенному Леону. — Я должен поздравить донью Тересу. Ведь я знал ее еще девочкой, когда она приходила играть к моей сестре.

Каноник посмотрел на часы.

— Я сейчас уйду, сеньор, — улыбнулся Бартоломе, — и не буду мешать Леону работать над «Хроникой». Только дослушаю о плавании Адмирала.

— Нет, нет мой друг! — ответил каноник. — Мы не гоним тебя.

— Последний вопрос, сеньор, — сказал Бартоломе. — Какова команда флотилии Адмирала?

— Он составил команду из ста пятидесяти моряков, причем среди них много молодых, в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет.

— Мне кажется, что Адмирал поступил правильно! — заметил Леон. — Молодые моряки менее испорчены, менее жадны к золоту, чем старые.

— И не растеряли еще по притонам портовых городов мечтаний и стремлений, свойственных юности! — и Бартоломе стал прощаться.

— Как, — удивился каноник, — ты не интересуешься флотилией Овандо?

— Нет, сеньор! Ведь Овандо — только транспорт… Но Адмирал, — и глаза Бартоломе загорелись, — он плывет открывать новые миры! Как бы я хотел быть с ним…

— Что же тебе мешает? — спросил Леон.

— Меня призывают в Индию неотложные дела: ведь ты же знаешь, что все мои запросы насчет Алонсо ни к чему не привели. Следы его затерялись. После того единственного письма я ничего не слышал о нем.

— Твой Алонсо — смелый и разумный юноша, — сказал каноник, — и я убежден, что ты найдешь его здравым и невредимым.

— Благодарю вас, сеньор, за добрые слова. Я и сам уверен, что мы встретимся. Поэтому-то я и спешу. Но мне так хотелось бы повидать Адмирала перед отъездом!

— За чем же дело стало? Завтра он привезет из Валенсии своего сына Эрнандо, который поживет у нас до отплытия флотилии. Приходи, я познакомлю тебя с доном Кристобалем.

И вот на другой день Бартоломе направился снова в приход Лос-Паласьос. До сих пор Бартоломе не был знаком с Адмиралом и не видел его ни разу после той памятной встречи на набережной, когда Колон вернулся в Испанию в оковах.

Противоречивые чувства волновали Бартоломе. Наконец-то он увидит героя своих юношеских мечтаний, великого кормчего, современником которого ему посчастливилось быть. Но в то же время Бартоломе не мог забыть, что именно он, Адмирал, несет тяжелую ответственность за то, что происходит в Новом Свете. Бартоломе вспомнил слова своего дяди: «Кто он, честолюбивый мечтатель, талантливый мореплаватель или расчетливый генуэзский купец?» А может быть, все вместе взятое?

— Адмирала еще нет, — сказал Леон, — он задержался в гавани. Но вот Эрнандо, его младший сын.

Эрнандо, очень похожий на Мигеля, такой же белокурый и голубоглазый, казался старше своих тринадцати лет. Он церемонно, как маленький кабальеро, поклонился Бартоломе и завел учтивый разговор.