Анна Берне - Воспоминания Понтия Пилата

Павел не мог выбрать худшего времени для своего возвращения. Словно безопасность Петра и так не была для нас поводом для серьезного беспокойства, теперь к этим волнениям добавилась еще забота о Тарсиоте.

Аресты следовали за арестами, но никто еще не знал, что собирался делать Кесарь с нашими братьями, оказавшимися в заключении. Знал ли он сам? Пуденций, у которого хватило смелости пойти в Сенат и появиться как ни в чем не бывало на Палатине, будто никто не подозревал его в связи с теми, кого префект Города, Флавий Сабин, несколько дней назад назвал врагами рода человеческого, сказал, что все будет зависеть от реакции плебса. Несмотря на открытие императорских садов, несмотря на раздачу денег, необходимых вещей и зерна, которую Кесарь проводил с обычной для него щедростью, Рим роптал. С прошедшей недели для очистки территории вокруг Большого цирка, склонов Целия и Палатина стали использовать рабов, и разнесся слух, что в этих местах собираются возвести правительственную резиденцию и парки, которые — одни только они — должны занять третью часть Города. Этой новости было достаточно, чтобы оживить слухи, утверждавшие, что инициатором поджога был Агенобарб. Если это подозрение окрепнет, христиане понадобятся для того, чтобы отвести гнев плебеев от Кесаря.

Потребовалась помощь Антиоха, чтобы мы — Флавий и я — смогли спуститься по узким ступенькам, которые вели в подземелье. Мы были уже не молоды для подобных упражнений. Эта ночная экскурсия на виа Аппиа показалась нам целым приключением. Я прежде никогда не замечал руин этого дома, соседствующего с могилой Цецилия Метеллы, и не подозревал, что он скрывает целый лабиринт тайных узких проходов, которые ведут в большой зал со сводчатыми потолками. Близость гробниц и народные суеверия обеспечивают этому зловещему уголку совершенный покой. Кто отправится искать здесь врагов человечества, которых третьего дня Кесарь отдал на растерзание диким зверям?

Тигеллин ничего не пожалел, чтобы развлечь публику. Сначала псы, затем львы, медведи и тигры. Что может быть более подходящим для возбуждения жестокости грабителей, чем наблюдать, как хищники раздирают мать и ее детей, зашитых в шкуры диких зверей? Тигеллин предпочел сохранить мужчин для распятия, и вчера десятки наших братьев были распяты в цирке Марцелла, еще окровавленном после пыток их семей.

Будет ли этого довольно, чтобы успокоить неистовство Рима, или это только прелюдия к худшим кошмарам?

Когда мы вошли в подземный зал, Петр был окружен людьми, которые стояли на коленях. Среди них я узнал Пуденциану. Поначалу мне показалось, ведь в последнее время я стал туг на ухо, что они молятся. Приблизившись, я понял свою ошибку: они воссылали к небесам не молитвы, но возгласы укоров и ужаса…

— Почему ты обманул нас, Отец? Ты обещал наступление Царства и пришествие Христа; ты обещал нам жизнь, а отправил нас на смерть и мучения!

— Марция, Отче! Ты знаешь ее! Ты крестил ее! Она погибла в когтях леопарда! За что, Отче, за что?

— Они схватили моего мужа и отправили на крест! И Христос позволил им это сделать!

— Ты говорил, что Бог не оставит нас, но ты сам видишь, Петр, сам видишь!

Со всех концов зала слышны были одни и те же крики и стоны, одни и те же обвинения и вопли ужаса. Петр опустил голову, он еще больше постарел и выглядел очень усталым. На какое-то страшное мгновение мне показалось, что он не ответит, что он ничего не противопоставит бурному всплеску горя и боли. Я услышал, как Флавий пробормотал:

— Прости их, Господи! Они не поняли…

Я посмотрел на моего галла; его лицо отражало ту же непоколебимую уверенность, какую я прочел на нем тем апрельским вечером, когда он завершил свой доклад о смерти Галилеянина своим странным заключением: «И тем не менее ты в этом убедишься, господин, этот человек — Сын Божий!» Есть ли в мире что-либо такое, что могло бы поколебать веру кельта? Флавий улыбнулся мне и прошептал:

— Петр будет говорить.

В самом деле, Петр поднял голову, и его черты осветились странным светом, какой не мог исходить от коптивших повсюду тусклых лампадок.

— Сестры и братья, разве я говорил вам, что Христос даст вам покой, какой дает этот мир? Разве я говорил, что Он даст вам жизнь этого мира? Почему вы решили, что Он избавит вас от страдания и смерти, Бог, который ради любви к вам стал человеком, дабы страдать человеческим страданием и умереть человеческой смертью? Да, поистине, я знаю, что вы чувствуете в этот момент, и знаю, что ваши сердца смущены… Ибо и я, я разделял ваше смущение и мог бы дойти до потери веры, если бы меня не укрепило божественное милосердие. И я, когда увидел стражей Синедриона, ведущих беспомощного и беззащитного Учителя, когда увидел, как Его осудили, били, бичевали, когда Его пригвоздили к кресту и Он умер на кресте, умер, как недавно умер твой супруг, Люцина, моя возлюбленная дочь, я решил, что я обманулся. Да, нам может казаться, что Бог оставил нас, потому что мы — всего лишь слабые люди. Потому-то и язычникам мы представляемся проклятыми, оставленными. Наши муки и смерть воспринимаются как наказание. Да, чада мои: в глазах неверных Марция, и Андроник, и Евсевий, и все те, кто уже умер, и все те, кто еще погибнет за Христа, кажутся умершими. Но я — я утверждаю: они теперь в Свете, Мире, Радости, которые никогда не прейдут. Ибо Христос сказал: «Я Воскресение. Кто верит в Меня, будет жить, даже если он мертв, ибо если кто живет и верит в Меня, никогда не умрет». Да, дорогие чада… Поскольку вы оказались причастны к страданиям Христа, возрадуйтесь, ибо в день, когда Он восстанет во славе Своей, вы разделите с Ним радость и веселие. Вы счастливы тем, что вас преследуют ради Его имени, ибо дух Его почиет на вас. Язычники могут судить вас как воров, убийц, поджигателей, доносчиков. Какое это имеет значение, если вы ни в чем не повинны? Но если вас обвинят как христиан, не стыдитесь, прославьте Бога, который дал вам это имя. Ибо я говорю: мир скажет, что Бог отвернулся от вас, и вы вопрошаете, не оставил ли Он вас. Но именно по этой видимой богооставленности познаются и всегда будут познаваться Избранники Господа.

Петр раздал нам хлеб и вино. Когда; мы собрались уходить, к нам подошел Кай Корнелий. Он тоже выглядел постаревшим и усталым.

— Тигеллин велел сказать, что Агенобарб удивлен моим отсутствием на играх, которые он устраивает… Он настоятельно желает, чтобы я и моя дочь присутствовали завтра вечером на представлениях, которые пройдут в садах.

Голосом, изменившимся помимо моего желания, я спросил:

— Каких представлениях, Пуденций?

Кай Корнелий твердо посмотрел на меня:

— Ты узнаешь это завтра, Пилат, одновременно со мной… Агенобарб настаивает и на твоем присутствии, твоем и твоего приемного сына. По-видимому, Сабина Поппея назвала ему наши имена. — Обратив полный боли взгляд в сторону Пуденцианы, стоявшей на коленях рядом с Петром, он добавил — Христос, сжалься над моей дочерью! Я еще способен выдержать многое, но она…