Сергей Семанов - Крымская война

Летом 1875 года вспыхнуло восстание в подвластных Османских империях Боснии и Герцоговины (одна из республик Югославии). Невыносимый гнёт турецких пашей сочетался тут с унижением национального и религиозного духа славянских народов. Восставшие требовали независимости и обращались за поддержкой к великим державам, но прежде всего — к России. Мелкое, казалось бы, это событие сразу же возбудило общеевропейский кризис, ибо речь тут вновь пошла о разделе наследства «большого человека» — дряхлеющей султанской Турции.

«Наследниками» выступили сразу три империи: Британская (они, как обычно, первыми почуяли добычу), Австрийская и Российская (последние обе выступали на сей раз осторожно). Английская плутократия зарилась на Ближний Восток, а также — в антирусских целях — на черноморские проливы. Австро-Венгрия не прочь была хоть как-то восполнить свои потери в Италии и Германии. Сложнее всего оказалось положение дел в России.

Если Британия и Австро-Венгрия исходили из традиционной политики захвата того, что вроде бы плохо лежит, то российская политика определялась в этом вопросе борьбой довольно разных и противоречивых сил. Очень широкие круги тогдашней российской общественности, а также Русская православная церковь твёрдо стояли за помощь братским славянским народам — независимо от каких-либо сиюминутных и меняющихся политических обстоятельств. Они исходили из того, что защита славян-единоверцев есть природный и безусловный долг России; такие идеи находили широкую поддержку, в том числе в демократических кругах и в толще народа.

С другой стороны, российская буржуазия, в особенности та, что сплотилась вокруг крупнейших петербургских банков, строила свои надежды на тесной связи с «Европой», то есть европейским космополитическим капиталом (в частности и в особенности с банкирами Ротшильдов).

Этой исключительно влиятельной группе никак не нужны были всякие серьёзные действия России в пользу балканских славян — это могло бы вызвать падение ценностей на питерской бирже (крупнейшей в стране). Выразителем тех кругов в Российском правительстве стал тогдашний министр финансов М.Х. Рейтерн.

Общегосударственные интересы России никак не могли, разумеется, совпадать с интересами столичных биржевиков, хотя не учитывать эту силу тоже было нельзя, особенно при тогдашнем расстройстве русских финансов и зависимости страны от западных займов. Горчаков полагал, что Россия не может уклониться от поддержки восставших славянских народов. В противном случае русское влияние на Балканах, и без того уменьшившееся после Крымской войны, упало бы окончательно. Горчаков и здесь стремился избежать обострений, могущих втянуть Россию в опасную и невыгодную для неё войну. Он попытался разрешить балканский вопрос, не вступая в противоборство с Австро-Венгрией. В общем и целом это было в русле его принципиальной политики, и Александр II отстаивал точку зрения канцлера, хотя наследник престола (Александр III) и ряд видных деятелей правительства стояли за более твёрдую поддержку южных славян.

Пытаясь провести свою линию, Горчаков столкнулся с сильнейшим сопротиводействием главнейшего врага России на Балканах в продолжении уже целого столетия — Австро-Венгерской империей. В Вене смотрели на восточного соседа с опасением, ибо более всего опасались, как бы освободительное движение славян не началось у них «дома», особо тревожились венгерские помещики, а именно их представлял тогдашний министр иностранных дел граф Андраши — ярый враг славянства, и в особенности России.

Антитурецкое выступление в Боснии и Герцеговине стало призывом к другим угнетённым народам Балкан. В апреле 1876 года началось народное восстание в Болгарии, против султанской власти. Оно было подавлено с величайшей жестокостью, вызывая ужас во всём мире, а в России — гнев чуть ли не всего народа. В мае 1876 года Горчаков прибыл в Берлин на переговоры с Бисмарком и Андраши. Там он предложил новый подробно разработанный план предоставления автономии славянским народам, находившимся под турецким игом. Андраши стремился не допустить осуществления горчаковского плана. В принятом 13 мая (н.ст.) так называемом берлинском меморандуме по существу были исключены все основные положения этого проекта, предполагавшего мирное решение вопроса.

Горчаков не отступал, и русская дипломатия предприняла ещё одну попытку договориться с австро-венгерским правительством. В июне 1876 года Александр II и Горчаков вели переговоры с Францем-Иосифом и Андраши в Рейхштадте (Чехия). Была достигнута принципиальная договорённость о будущем балканских областей Турции, причём особо оговаривалось, что «ни в коем случае не будет оказано помощи туркам против христианства». Кроме того, Андраши согласился от имени императора на возвращении в состав России южной Бессарабии с Измаилом, отторгнутых ещё по Пражскому трактату.

Это был некоторый дипломатический успех Горчакова, ибо хоть как-то обеспечивалось невмешательство Австро-Венгрии в возможную русско-турецкую войну. Однако это незначительное достижение явно перекрывалось уступками: венское правительство добилось от русского права на «временную оккупацию» части Боснии и Герцеговины. Приходится признать: царь и Горчаков не смогли добиться действенной защиты интересов южных славян. Соглашение имело непрочный характер, отнюдь не сгладив русско-австрийских противоречий на Балканах.

Однако события всё время подталкивали осторожных дипломатов: как раз во время заседаний в Рейхштадтском замке Сербия и Черногория начали войну против Турции за освобождение своих земель. Однако вскоре гораздо более сильная турецкая армия одержала победу. Славянским государствам угрожало новое иго, и они обратились за помощью к России, полагаясь на её мощь и добрую волю.

Теперь вопрос о войне с Турцией неотвратимо стал в повестку дня. Горчаков понимал, что международное положение для России в тот период складывалось неблагоприятно. Английское правительство оказывало туркам всяческую поддержку. Резко враждебной, несмотря ни на какие соглашения, оставалась и позиция Австро-Венгрии. Бисмарк настойчиво провоцировал англо-русское столкновение. Начав войну с Турцией, Россия могла оказаться втянутой в конфликт с великими державами, будучи к этому совершенно неподготовленной. Однако в то же время невозможно было и отказать в помощи балканским народам, которые видели в России своего традиционного защитника, и тем самым надолго унизить звание великой державы.

Русский канцлер колебался. Он всячески стремился избежать большой войны. Горчаков считал, что Россия ещё не в состоянии осуществлять серьёзное наступление на Балканах, но последовательно отстаивать эту точку зрения уже не смог. Он готов был согласиться на «небольшую» войну, в чём видна опять-таки недостаточная твёрдость политической линии: а кто поручится, что война не станет «большой»?..