Игорь Коваленко - Печенежские войны

С помоста им были видны узкие улицы с густыми подзаборными зарослями зелёной лебеды. Терем князя с блестящими на солнце слюдяными окнами стоял близ Ирпеньской стены, вокруг терема — крепкий дубовый частокол. «Крепость в крепости», — подумал Антип. Правее, к Киевским воротам, виден терем посадника Самсона со многими пристроями и клетями во дворе. С другого боку княжьи хоромы подпирались теремом волостелина Сигурда. Чуть поодаль стояли пятистенные срубовые избы торговых мужей — добрые избы, с крытыми навесами и со многими переходами. Вокруг торга шли избы ремесленного люда — кузнецов, тульников [81] Тульники — мастера по изготовлению луков. , бортников и прочих, — посаженного князем Владимиром на жительство да для защиты крепости многолюдством. У крепостных стен и в их постоянной тени, словно огромные муравейники, выпирали из-под земли покатые, поросшие бурьяном крыши землянок вольных ратаев, закупов, рядовичей да подневольных холопов, если холопу не находилось места в хозяйских просторных дворах. И по всем улицам — телеги и кони, скот, кричащие от страха жены и чада [82] Чада — дети. .

— Чем люди кормиться станут? — со вздохом проговорил Антип. — Ведь не на день-два пришли печенеги!

— О том и я думаю — чем? Торговые мужи за корм золотники, куны да резаны [83] Золотники, куны, резаны — денежные единицы Древней Руси. спрашивать будут. Много ли их у ратаев — про то и мне ведомо.

— Твоя правда, Михайло. На бояр да на торговых мужей нам не опереться. У них свой прищур глаза на огонь, у нас свой. Голод скорее печенегов ударит в ворота. Не все, конечно, но есть и такие, среди знатных мужей, которые болотной кочке подобны. Думаешь опору найти, наступая на неё, а под ней бездна тёмная, погибель страшная…

Михайло, жалея ратая, предложил:

— Иди ко мне в кузницу, вдвоём мы на корм себе отработаем: воевода Радко заказ дал — оружие чинить, в сечах попорченное. И жить на моём подворье будешь.

Ратай Антип согласился с радостью: тревожился только что — ночь скоро наступит, где детям голову приклонить?

Снова смотрели, как ввечеру подходили к Белгороду отставшие отряды войска, как на холме, близ которого пали смелые дружинники со Славичем, поднялся белый шатёр Тимаря, а вокруг разбили свои шатры многочисленные князья. Пала ночь, и принесла она белгородцам тревогу осады. Только один перелёт стрелы разделял теперь русичей и передовые печенежские дозоры. Тьма окутала землю и небо. Лишь жёлтые огни сторожевых костров высвечивали неясные фигуры всадников. Да крупные звезды Большой Медведицы стояли, не мигая, над долго не засыпавшим городом.

До света не смыкали глаз сторожевые дружинники, меряя шагами помост на стене. И всю ночь налетавший со степи ветер нёс горький дым вражеских костров.

А по тых мест молодому славы поют,

А по тых мест слава не минуется.

Не открывая глаз, в полусне ещё, Вольга зашевелил ноздрями и втянул в себя свежий утренний воздух, а вместе с ним запахи мокрой травы, душистого чабреца, прелых листьев и близкого берега реки.

«Мать Виста, поди, дверь открытой оставила, а со двора свежий воздух в горницу идёт», — подумал Вольга, но потом сообразил, что во дворе у них чабрец не растёт. «А может, старейшина Воик рано поутру принёс с поля свежего чабреца да разложил на полавочках сушить в зиму от хвори?»

Рядом раздался яростный сорочий крик. Вольга вскочил, головой ткнулся в жёсткие ветки бузины и присел. Какое-то время не мог понять, где он и что с ним? Почему спал не на широком ложе за очагом, а на траве? Почему над ним шумят листьями деревья вместо привычного с малых лет звона наковальни за стеной избы?

Вольга повернул голову влево: в утренней прохладе Боян и Бразд тесно жались друг к другу. И вспомнил всё — печенеги! Это из-за них друзья не смогли вернуться в город! Поздно расслышали сквозь гомон леса удары сторожевого колокола, а когда выбежали к опушке и упали в траву, всё поле перед Белгородом было уже под печенегами…

Вольга поднял с травы нож с широким лезвием, прислушался: вдруг рядом находники рыщут? Но всё было тихо, даже сорока куда-то снялась с ближних веток. Осторожно вылез из-под куста, осмотрелся. Густой туман уже поднялся от реки вверх, открылась степь перед городом, вся в дыму бессчётных костров. И на этой стороне реки, на луговой, тоже стояли печенеги — обложили крепость со всех сторон.

Глядя из кустов, Вольга прикидывал, откуда легче незаметным дойти до вала. Перед Ирпеньскими воротами место открытое, сразу же приметят и схватят. Не лучше ли обойти луг дальним краем, лесом, который растёт по западным холмам? А потом перейти реку и укрыться в Перуновом овраге? В том овраге заросли непролазные, от него до оврагов Трёх Богов, которые сходятся воедино у рва возле Киевских ворот, не более версты, можно пройти по краю речного обрыва, дождавшись ненастной ночи… А из трёхпалого оврага на вал взобраться — какой труд? Там каждый куст ведом, не один раз играли в междуовражье.

Был Вольга и на старом требище [84] Требище — место принесения жертв языческим богам. , у холма над дальним оврагом. Ему старший брат Янко рассказывал, что плакал старейшина Воик, да и не он один, когда дружинники, исполняя повеление князя Владимира, срубив, бросили Перуна в овраг. С той поры и прозывается тот овраг Перуновым. И по сей день ещё тайно ходят на старое требище те, кто в душе не отрёкся от старой веры. Но мало уже таких: суров к ним князь Владимир, держит во врагах своих.

— Вольга! Ты куда делся? — раздался за спиной испуганный шёпот младшего Бразда.

— Здесь я, — так же тихо отозвался Вольга. — Идите ко мне, да стерегитесь, печенежские конники близко.

К Перунову оврагу шли сквозь густой лес, имея ирпеньский луг по правую руку. Продирались по зарослям мелколесья, перелезали через буреломы. Местами по склонам холмов заросли были столь густы, что надо было выходить из леса и ползти в траве, по самому краю луга, опасаясь внезапного наезда конных печенегов. Пополудни, изрядно устав и изодравшись, вышли к реке, спустились от Белгорода вниз по течению. Остановились в камышах, на отмели. Вольга осторожно выглянул — крут и высок противоположный берег! И пуст, врагов на нём не видно, а совсем рядом темнеет буйной зеленью Перунов овраг.

— Я пойду первым, дно разведаю, нет ли корневищ под водой, — сказал Вольга. — Как выйду на берег, тогда и вы следом ступайте.

Вольга торопливо скинул ноговицы и платно, смотал одежду в тугой ком, ступил в воду. Со дна пошли чёрные круги мутного ила, ноги увязли по щиколотку. Над головой камыш зашумел, качал длинными тупоносыми наконечниками, жёсткими листьями цеплялся за коричневые от загара, голые плечи, словно не хотел пускать в холодную глубь воды: даже он, камыш, не отваживается входить туда, а жмётся ближе к берегу!