Игорь Коваленко - Печенежские войны

Святослав приблизился к окну и стоял там, погруженный в раздумье. Он проследил, как Блуд пересёк двор, затем перевёл взгляд на луга поверх тёмной далёкой щетинки леса, над которым простиралась чистая синева неба. Неотрывно глядел князь на запад. Невесело.

А за Киевом, уже далеко-далеко, в лесных придорожных дебрях довольный собою Блуд решился взглянуть На Святославову запись. Придержал коня, приотстал от Иванки, сломил украдкой печать, быстро свиток развернул и увидел знакомые многим слова «Хочу на вас идти».

Рассмеялся, ибо не видеть булгарам того свитка.

Погребальный звон стоял над Византией. Вознеслась в небесное царство душа почившего императора Константина Порфирородного. Умер бессмертный.

Стоял перезвон, оглушал, сотрясал столицу и окрестности. Плотно закрыты все окна и двери, кроме церковных и храмовых. Тучи вспугнутых звонницами воробьёв суматошно взмыли над куполами, над верхушками кипарисов и обелисков, над запруженными народом улицами и площадями.

Покорный закону и любопытству, высыпал народ из домов. Все вышли до единого. Те, кого не вместили храмы, предавались всеобщей молитве под открытым небом. И хоть не всех опечалил тот день 959 года, но каждый старательно выражал скорбь. И на всех больших улицах и площадях видели в тот день священную колесницу с мраморным саркофагом.

Процессия змеем выползла из Палатия и растянулась по городу. Подданные усопшего владыки расступались, жались к стенам, очищая последний его земной путь.

Впереди процессии, кружась и завывая, брели глашатаи. Потом показывался сам патриарх Полиевкт в хрустящей от золота ризе, несущий в одной руке скромный крест, в другой — жемчужную диадему василевсов. Мальчики в белых балахонах, должно быть, олицетворявшие собою кротость и духовную чистоту, семенили за патриархом, послушно воздев к небесам замлевшие рученки. Сзади них в полусотне шагов шли с опущенными головами могучие телохранители Константина в широких перевязях из пятнистых гепардовых шкур.

Приутихшая толпа смотрела на усыпанную цветами колесницу Порфирородного, которую тащили за длинные кожаные лямки избранные военачальники Их имена горожане нашёптывали друг другу.

— Справа Афанасий Громоподобный, я узнал его.

— А это кто?

— Который?

— Тот, что выпрямился, смотрит поверх голов.

— Сам доместик Востока Никифор Фока. Грех тебе.

— И ещё один из рода Фок, Вукол.

— Смотрите, смотрите! Роман! Боже, я узрел черты Августейшего!..

— Посмотри лучше, как его августейшая красотка пялит бесстыжие свои глаза на воителя Никифора Фоку.

— Осквернительница супружеского ложа.

— Отсохнет язык твой, богохульник!

Горожанин, осмелившийся, перешёптываясь с соседом, непочтительно отозваться о василиссе [26] Василисса — императрица. , вероятно, относился к числу тех, кто не мог простить владыке, что он в своё время вопреки воле покойного отца взял в жёны дочь простого владельца харчевни с улицы Брадобреев.

Да, василисса Феофано ещё недавно босоногой девченкой с именем Анастасия продавала фрукты, бегая с корзинкой между столами известной всему Константинополю таверны «Три дурака», принадлежавшей её отцу. Слух о её необычайной красоте и звонком, как серебряный колокольчик, голоске достиг ушей Романа, он приказал доставить певунью в Палатий, из которого она уже не вернулась на улицу Брадобреев. Стала у трона. О её тайных встречах с Никифором Фокой не знал только муж её, василевс Роман…

Отец её тоже почил в лаврах. А новый хозяин «Трёх дураков», сказывали, с утра до ночи гоняет своих дочек фруктами по знаменитой харчевне, надеясь на такое же чудо в своей судьбе, какое выпало предшественнику. Обе дочки нового владельца весёлого заведения, Митра и Кифа, по слухам, внешностью не уступают счастливице Феофано, особенно младшая, Кифа, да разве повториться чуду?

История торговки Феофано, взошедшей на ступени храма святого Стефана во дворце Дафны, где бракосочетались императоры, стала притчей во языцех и, пожалуй, достойна более подробного описания, однако сейчас не это сейчас не это интересно для нас.

Траурное шествие завершали музыканты и воины. Печальные звуки греческих флейт-сиринксов, свирелей, фракийских гайд и арабских скрипок заглушались топотом солдат. Развевались боевые знамёна — свидетели былых побед.

Затем взору присутствующих открылась ужасающая, отталкивающая картина. Люди пятились, содрогались. Женщины испуганно прижимали к себе детей, мужчины хмурились, глядя на толпу наёмных плакальщиц.

Несколько сотен старух обрывали на себе волосы и одежды, царапали тела и лица. Ползущие на коленях, они сотрясали воздух воплями и рыданиями. Жутко было наблюдать, как ползут они, точно кишащая в пыли масса безногих калек в грязных лохмотьях. Фальшивое исступление несчастных существ страшно омерзительно, как и сама их профессия, как и сам ритуал, требующий самоистязания за плату.

Днями позже эти же самые старухи заполнили эти же самые улицы. Только теперь уже они ползли на коленях, стеная, а, напротив, довольно бойко ступали, принаряженные кем-то из придворных распорядителей в пёстрые дешёвые накидки, нестройно тянули заздравную песнь, изображали радость и ликование. И геральды-глашатаи, отгонявшие их, громко трубили весть о начале благословенного и нераздельного правления Романа, продолжателя Македонской династии. И церковный перезвон был оживлённым, лёгким, и музыка на площадях игрива.

Поскольку Христос руками патриарха Полиевкта возложил венец на голову Романа II, жители Константинополя принялись настраиваться на грандиозный праздник. Со всех сторон фемы сгоняли на убой скот, везли клетки с птицей, горы съедобной зелени, восточные сладости и прочие лакомства. Варили вино, разукрашивали постройки. Съезжались издалека желающие попытать удачи на праздничных состязаниях. Скрипели колеса фургонов бродячих актёров, стучали копыта коней искателей приключений. Служители ипподрома готовились к встрече гостей.

А пока на Марсовом поле Евдома, расположенного за городской чертой, близ порта, и представлявшего собой несколько окольцованных садами дворцов, великолепные газоны и Трибунал, где обычно совершались торжества, выходы императора, особые богослужения, Воинские ристалища или иные развлечения царствующего двора, состоялись провозглашение повелителя Ойкумены и воинский парад. Отсюда были посланы гонцы во все доступные страны с приглашением на грядущее празднество.

Там же, в Евдоме, а точнее в белоколонной ротонде посреди благо ухающего сада, произошла сцена, не лишённая для нас интереса.

Слегка утомлённый событиями последних дней, уединился Роман под сенью цветущих деревьев погожим тёплым вечером.