Эптон Синклер - Агент президента

Он заметил: "Сейчас я не продаю много стали за рубеж, но они должны мне позволить продать немного для того, чтобы я смог иметь деньги на покупку почтовых марок и других вещей, за которые требуют наличные деньги". Какой смысл был в этом высказывании для тех, кто понимает код! Здесь был человек, который больше, чем любой другой, был ответственен за приход Адольфа Гитлера к власти. Он привел Ади в Рейнскую область и собрал всех стальных магнатов вместе на секретной встрече, где бывший художник открыток с картинками смог объяснить им, что он на самом деле не собирался проводить в жизнь свою ужасающую программу "отмены процентного рабства" и "национализации универмагов". Тиссен лично внёс более пяти миллионов марок в нацистскую казну в то время, когда партия была на грани финансового краха.

А теперь по истечении пяти лет он сделал открытие, что Ади был человеком, который не держит никаких обещаний и не имеет ни малейшего понятия о лояльности чему-либо, кроме своей собственной "интуиции". Сейчас этот католический стальной магнат был в положении человека, схватившего безумного быка за хвост. Он не может отпустить, но должен держаться изо всех сил, хотя его кости могут быть переломаны в такой скачке. Он мечтал делать трактора и продвигать немецкое сельское хозяйство, но вместо этого его вынудили делать пушки и танки. За эти продукты платили казначейскими билетами, которые были гарантированы нацистским правительством. Они были хороши внутри Германии по той причине, что все другие немецкие крупные бизнесмены были в том же тяжелом положении, что и Фриц. Именно по этой причине он выглядел так, словно ему хотелось плакать. И поэтому он рисковал своей свободой, а на самом деле своей жизнью, делая ехидные замечания американскому предпринимателю, который до сих пор мог свободно производить то, что хотел, даже если он был не всегда уверен, что сможет продать то, что произвёл!

Доннерштайны наняли оперную певицу развлекать своих гостей, и Ланни с удовольствием слушал в её исполнении цикл песен Хуго Вольфа. Оказалось, что музыка была единственной вещью, что объединяло его с немцами. С тех пор, как из музыки был исключён большой раздел, носивший имена евреев, можно было свободно петь и свободно слушать всё, выражать радость или её отсутствие, не опасаясь гестапо. Таким образом, пойте вновь, свирели. Играйте любые мелодии при условии, что они арийские!

У Робби не было много времени в Берлине, и то, что он имел, предпочитал использовать для бизнеса. Когда Ланни вышел из концертного зала, он обнаружил, что его отец сидит в алькове, беседуя с другим заметным нацистом. Крупный могучий человек в возрасте Робби, глядевшийся, как карикатурист изобразил бы прусского Юнкера. Квадратная, бугристая почти выбритая голова и очень красное квадратное луковичное лицо. Маленькие серые усы и большие очки, водянистые голубые глаза и шея сосиской с выпуклым кадыком в высоком и плотном старомодном стоячем воротничке. Временами этот господин непроизвольно глотал, а затем нервно поправлял свой воротничок, как если бы думал, что его кадык, возможно, его сбил. Его жесты были стремительны, даже когда его голос звучал шепотом.

Это был великий герр доктор Ялмар Хорас Грили Шахт, финансист, жаждущий славы. Шахт участвовал почти во всех политических движениях, которые появлялись в Фатерланде еще со времен кайзера и тех, которые уже прокляли это несчастное государство! В настоящее время герр доктор был министром финансов нацистского режима, а это означало, что он является эмитентом этих казначейских обязательств, которые напуганный Фриц должен был принимать, хотел ли он этого или нет. Министр, видимо, вёл доверительный разговор с Робби, когда подошел Ланни. Он затих с видом, как будто хотел бы спросить: "Кто этот Eindringling? " Робби сказал: "Это мой сын Ланни", и герр доктор встал, щелкнул каблуками и склонился в талии. Робби добавил: "Принеси стул, Ланни", а затем другому: "Моему сыну можно доверять, как мне".

Министр финансов возобновил свой монолог. Оказалось, что он был в том же психическом состоянии, что и стальной король. Крайне недовольным и охваченным желанием излить свою душу влиятельному американцу. Страна доктора Шахта шла прямо к банкротству, и самый высокий финансовый орган в правительстве был столь же беспомощен предотвратить его, как и смиренный немецкий рабочий, получивший бумажные марки в оплату своего труда и спешивший потратить их на ближайшем Kolonialwarenladen . Нацисты проводили программу подготовки к войне, и в то же время общественные работы. Они производили пушки и танки, и в то же время строили бассейны и памятники! "Что они задумали делать?" — спросил герр доктор, и Ланни не мог быть уверен, что у него было на глазах, слезы или просто простуда. — "Мы продолжаем вслепую выпускать ценные бумаги дюжины различных сортов. И сейчас даже наша краткосрочная бумага на рынке идет со скидкой. А когда придёт время долгосрочным обязательствам, чем мы будем расплачиваться? Кто может себе представить, что делать? Мои цифры показывают, что семьдесят процентов нашего национального дохода тратится на работы, проводимые правительством, что же остается для настоящего бизнеса, как у вас в Америке?"

Эти стенания продолжались довольно долгое время. Великий финансист положил свою руку на сердце, закрывая золотую свастику, висевшую там. Он поклялся, что поток напечатанных в типографии денег был делом рук радикального элемента в Национал-Социалистической Рабочей Партии Германии. А он, человек, который всю свою жизнь олицетворял прочность финансов, не несёт никакой ответственности за меры, которые он предпринимал, и за приказы, которые он подписывал. "Leider!" и "Unglücklicherweise!" и "Zu meinem größten Bedauern !" [55] "к сожалению" "к несчастью" " к моему величайшему сожалению" (нем.) — этими словами хозяин нацистских финансов начинал или заканчивал почти каждую свою фразу. У Робби Бэдда появилась мысль: Может быть, он думает покинуть свою родную землю и попросить влиятельного американца помочь ему получить работу в одном из крупных банков Уолл-стрита?

Когда Abend закончился, американцы вернулись в отель по Унтер-ден-Линден с его кажущимся бесконечным двойным рядом больших высоких столбов с имперскими орлами на вершине. Они шли пешком потому, что хотели глотнуть немного свежего воздуха, а также потому, что хотели обсудить события вечера. Робби сказал: "Как удивительно, что двое из самых важных особ этой страны так выпустили пар! А ведь ты говорил, что здесь нет никакой свободы слова!"

Ланни объяснил, как мог. — "Эти двое особые люди. Первый," — Он не стал называть имена даже тихим голосом на почти пустынной улице. — "я считаю, был искренен, он выбился из сил, и я думаю, готов выйти из игры. Что касается второго, то он один из величайших негодяев в мире, и все, что я могу сказать, что если он не собирался обмануть тебя, то он, конечно, хотел обмануть меня".