Екатерина Глаголева - Дьявол против кардинала [Роман]

— Как?! — почти закричал Бриенн.

Франсуаза остановилась и удивленно посмотрела на него.

— О, продолжайте, прошу вас! — спохватился тот и похлопал в ладоши. — Я, кажется, уже слышал эту песенку, но в ваших устах она звучит просто бесподобно!

Пение продолжалось; Бриенн снова зашептал:

— Сударыня, ради всего святого, не давайте подобные листы никому, даже мне! Я бы, разумеется, не употребил их во зло, но они могут попасть в такие руки, что вы потом горько об этом пожалеете. Если, не приведи Господь, наш король будет так плох, что… поверьте, я сразу же отправлюсь в армию, чтобы уладить дело к вашей пользе.

Анне вдруг открылась пропасть, на край которой она позволила себя завлечь, пообещав деверю свою поддержку с условием, что об этом никто не узнает. А если все откроется? И ее подпись… О Боже! Она едва не лишилась чувств. Веер быстрее заходил в ее руках.

— Благодарю вас, господин де Бриенн, — прошептала королева едва слышно. — Обещаю вам, я буду осторожна…

Де Ту не застал Сен-Марса в Нарбонне: там оставался тяжело заболевший Ришелье, король же выехал на осаду Перпиньяна. Болезнь настигла и его: Людовик страдал от жестоких болей в кишечнике, а врачи еще усугубляли его мучения, назначая очищающие клизмы. Король даже не имел сил ходить: его переносили на матрасе, чтобы он мог ознакомиться с расположением сил и ходом военных действий. Он плохо спал; порой его мысли путались: он не мог вспомнить, что собирался сказать, или вдруг произносил вслух какие-то бессвязные слова. Это удручало и пугало его. Мысль о смерти преследовала его неотступно, он остро нуждался в дружеском участии, в словах утешения. Для этой цели в Перпиньян срочно вызвали кардинала Мазарини.

Сен-Марс был предоставлен самому себе; терзаясь неизвестностью, он очень обрадовался приезду друга. Они обнялись. Но де Ту был серьезен и, казалось, чем-то озабочен.

— Я заезжал в Вандом, — сообщил он. — Сыновья Сезара де Вандома отказались примкнуть к нам и отомстить за отца.

— Это ничего, — перебил его Сен-Марс. — Я говорил с молодым маршалом Шомбергом — он на нашей стороне.

— Послушай, Анри, — морщины на лбу де Ту не разгладились. — Я говорил, что помогу тебе, но не желаю ничего знать о том, что вы замышляете. Я даже в дом не входил, когда вы там собирались. Но оказалось, что ничего не знать невозможно. О вашем деле говорят во всех парижских салонах. Мадемуазель де Гонзаг…

— Ты видел ее?!

— Я привез тебе от нее письмо. Так вот, она говорит, что ваше дело всем известно так же хорошо, как то, что в Париже течет Сена. Пойми, Анри, за себя я не боюсь, но подумай, к чему ты толкаешь Францию? Ты хочешь избавиться от кардинала, но ведь он и так очень болен. У него, кажется, малярия, да еще страшный нарыв на руке. Он даже не смог подписать свое завещание. Нет никакой необходимости обращаться за помощью к Испании.

— Ты и об этом знаешь?

— Увы, я говорил с господином де Фонтраем. Прошу тебя, Анри, поезжай с королем в Париж, уговори его заключить мир, а кардинал… Ему уже недолго осталось.

Сен-Марс несколько раз прошелся по комнате, обхватив пальцами одной руки стиснутый кулак другой.

— Видишь ли, — с усилием выговорил он, обращаясь к другу, — дело в том, что… Нет, нельзя — поздно, поздно!

Виконт де Фонтрай не витал в облаках, а ходил по земле. Видно, поэтому он- первым почувствовал подземные толчки, грозившие разрушить все наспех выстроенное здание. В том, что здание рухнет, он уже не сомневался; но еще оставалось время выбраться наружу, чтобы не погибнуть под обломками.

— Я был в Перпиньяне, — втолковывал он Гастону, — и убедился, что господин де Сен-Марс более не в милости у короля.

— Он говорит, что его ссоры с королем — просто фарс, чтобы отвести глаза кардиналу, — неуверенно возразил Гастон.

— Чушь! Любой слуга вам скажет: король больше не хочет его видеть. Господин Главный часами просиживает в. приемной, читая «Неистового Роланда», а потом выходит, делая вид, будто все это время беседовал с королем. Король и кардинал теперь едут в Париж; взгляните правде в глаза: мы упустили единственную возможность, у нас нет больше шансов.

Горбун рубанул воздух ребром ладони.

Гастон напряженно размышлял, прикидывая и так, и этак, затем принял, решительный вид:

— Значит, нужно действовать немедленно, сейчас!

У Фонтрая округлились глаза:

— Как? Когда? — вскричал он. — Герцог Бульонский на пути в Италию, с ним невозможно связаться; господин Главный застрял в Нарбонне с королем; вы здесь, в Шамборе; испанцы пришлют войска только первого июля, а сейчас май. Бежать, и только бежать!

— Ну уж нет! — Гастон нахмурился. — Это было бы величайшей глупостью. Я верю господину де Сен-Марсу; не стоит падать духом.

— Ваш господин де Сен-Марс будет еще достаточно высок, когда его укоротят на голову, а я для этого слишком мал! — возразил горбун. — Прощайте, ваше высочество, я вас предупредил.

Он поклонился и вышел, звонко стуча шпорами.

Отправившись в Руссильон, Людовик велел жене оставить детей в Сен-Жермене и следовать за ним. Оставить детей?! От одной этой мысли Анну начинала бить крупная дрожь. Неужели муж хочет разлучить ее с сыновьями? А если их похитят? Она этого не переживет! Измученная тревогой, королева слегла в постель, принимая лекарства, скорее, из покорности, чем из желания выздороветь; в ее болезни не было ничего напускного, и врачи всерьез опасались за ее жизнь.

Однако время шло, Людовик не давал о себе знать, и Анна уже решила, что он забыл о своем приказании. Новое письмо, повелевавшее ей немедленно выехать в Фонтенбло, а оттуда в Лион, поразило ее, как гром среди ясного неба. Дрожа всем телом, она написала Ришелье — и не получила ответа. Тяжело больному кардиналу было не до нее, но Анна сейчас могла думать только о себе. «Неужели господин кардинал меня покинул?» — говорила она, ломая руки, своему интенданту де Брас-саку — надсмотрщику, приставленному к ней Ришелье, который уже дважды писал своему господину по ее просьбе. В отчаянии она сама взялась за перо. «Даже если господин де Сен-Марс так могущественен, как говорят, — писала королева, — я всегда буду с вашим преосвященством, если и вы будете на моей стороне и не покинете меня. В подтверждение своих слов я хочу сообщить вам нечто важное, чтобы вы поверили в мою искренность…»

Через несколько дней Анна получила письмо от мужа. Людовик ласково просил ее отменить отъезд и оставаться с детьми в Сен-Жермене.

— Боже, храни кардинала! — выдохнула Анна, без сил опустившись в кресло и сжимая в руке письмо. — Никто не сравнится с этим человеком по доброте и великодушию; как счастлива Франция, что у нее есть такой слуга!

Господин де Брассак, стоявший у дверей, молча внимал ей, кивая головой.