Владимир Дарда - Его любовь

Такой возвращалась в свой вагончик и включалась в другую жизнь, домашнюю, тревожную и непонятную, когда радость не в радость и в любую минуту может разразиться гроза.

Оставался еще один сомнительный путь — как советовала воспитательница, завести общего с Юрком ребенка.

И вскоре Надийка забеременела.

В конце лета Юрко получил телеграмму, что отец его тяжело заболел, лежит при смерти.

Начальство дало ему отпуск на несколько дней. Надийка решила ехать вместе с ним. К тому же Петя был в это время у ее родителей, и она хотела заодно забрать мальчика до наступления осенних холодов.

От железнодорожной станции в село ходил небольшой автобус, и, чтобы успеть занять место, люди из вагонов со всех ног бежали к нему.

Надийка тоже побежала — ездила здесь не впервые. Махнула рукой мужу — не отставай, и он бросился вслед за ней.

Вскочили в автобус, и вдруг Юрко остолбенел: Надийка стояла возле Михаила. Высокий, он упирался головой в потолок и, вероятно, не заметив еще Юрка, нагло улыбался Надийке.

Вот они поздоровались. Затем Михаил наклонился к ней — не поцеловать ли вздумал, и Надийка, словно опомнившись, порывисто обернулась, позвала растерянно:

— Юрко! — И, найдя его взглядом, поспешно добавила: — Иди сюда!

Он должен идти к ним? Чего ради? Брезгливо поморщился и отвернулся.

Михаил и Надийка стояли рядом. О чем-то разговаривали. Юрко, хотя и не прислушивался, казалось, слышал каждое слово. Теперь все понятно! Значит, каждый раз, когда она привозила сюда или увозила отсюда сына, встречалась с э т и м. А он-то, Юрко, ломает голову — почему она такая равнодушная, почему мало его любит. Вот дурак так дурак! При тебе бросилась к нему, оставила мужа, о чем-то там судачат… Ишь ты, еще и звала — Юрко, иди сюда! Думает, непонятно, зачем окликнула! Предупредить своим возгласом Михаила о том, что сегодня она не одна, что поблизости муж, чтобы т о т не начал слишком явно демонстрировать их отношения. Подала сигнал, как следует держаться.

А потом? Ну, поздоровались, и, казалось бы, все. Так зачем же продолжать беседу, будто и нет здесь его, Юрка. Да и поздороваться могла на расстоянии, кивком — ведь знает, как ненавистен ему Михаил, сколько он принес им горя и страданий. Могла бы, если не хотела, и не здороваться. Да, должна была не здороваться, а, презрительно отвернувшись, напомнить этим о постыдном прошлом. Значит, для них оно не так уж и зазорно, как казалось ему. Вполне возможно, даже приятно и дорого. Надийка лишь уверяет его, что Михаил поступил с нею подло, и потому, мол, она давно выкинула его из своего сердца. Это только для отвода глаз!

И когда Надийка наконец обернулась к нему и что-то сказала, он долго смотрел на нее с прищуром и наконец процедил:

— Сговорились?

— О чем?

— А о чем же тогда так долго шептались?

— Так уж и шептались, — пожала плечами Надийка. — Просто перекинулись несколькими словами. Не плевать же человеку в лицо.

— Конечно, ему ты не плюнешь, а мне вот можно плевать, сколько угодно. И это при мне. А если б меня тут не было?

— То же самое было бы и без тебя.

— Да не ври, не ври! — воскликнул раздраженно Юрко. — Смотрит в глаза и врет! А я, дурак, любви добиваюсь. Мне бы следовало подойти, за ухо взять и оттащить, как… Чтобы все увидели, какая ты есть, чтобы высмеяли, осудили. Где только совесть у тебя?

Надийка отвела виноватый взгляд, долго смотрела в окно автобуса, потом тихо сказала:

— Ты прав. Я поступила нехорошо. Просто не подумала об этом. Встретила знакомого, из нашего села, поздоровалась, разговорилась. Не предполагала, что это так тебя огорчит.

— Знакомого… — скривил губы Юрко. — Тебе он даже слишком знаком. Поди, не раз встречались за моей спиной и продолжаете…

— У него жена, дети…

— Даже это тебе известно. Ого! Так не лучше ли мне повернуть сейчас назад, чтобы вам свободней было? Или следом за отцом? Туда? Разве для вас это не выход? Мне-то и невдомек было, с чего это ты вдруг о разводе заговорила. А ты вон почему!

— Из мухи слона делаешь.

— А ты готова слона мухой представить.

— Я просто живу, как все, и стараюсь не присматриваться ни к слонам, ни к мухам.

— Но как же это можно — при муже броситься к бывшему любовнику?

— Говорю — я виновата. Признаю, что поступила, наверно, действительно плохо.

— Наверно… — передразнил ее Юрко.

— Ну пусть будет просто плохо, очень плохо.

— Сказать все можно. Нетрудно. И после этого ты хочешь, чтобы я тебе верил?

Потом он умолк, и они молчали всю дорогу.

Надийка была в отчаянии, никак не могла разобраться в происшедшем. Действительно, получилось ужасно глупо. Люди ворвались в автобус, ее подхватили, и она не успела опомниться, как оказалась рядом с Михаилом. Надо же!

А Михаил, как нарочно, будто специально ждал ее. Уставился на нее своими черными глазами, а на полных, твердых губах заиграла дерзкая ухмылка.

Юрко не ошибся: она действительно крикнула спасительное «Юрко, иди сюда!» невольно, не для мужа, а для Михаила, потому что и ей показалось, что тот хотел ее поцеловать. А этого она никак уж допустить не могла. Но потом, непонятно почему, не могла отойти от Михаила, будто ее кто-то удерживал. Стояла и слушала, даже отвечала на его вопросы, хотя раньше думала, что никогда не будет с ним здороваться.

Вот уж на самом деле — дьявол попутал. Какая-то коварная сила толкает иногда на поступки, которые никак не следовало бы совершать.

Когда сошли с автобуса, Надийка осторожно взяла мужа под руку и сказала:

— Прости меня, Юрко, это не я сделала. Ты говорил как-то про дьявола. Помнишь? Выходит, он не только в тебе сидит, а, наверно, в каждом человеке. Прости, если можешь.

Юрко остановился, задумался, рассеянно взглянул на Надийку:

— Наверно…

— Но как его выгнать из нас? Как?

— Как? — переспросил Юрко. — Этого никто не знает. — И добавил: — Так мой батя любил говорить…

Отец… К отцу приехал Юрко. Иначе бы не приехал в родное село, навевающее так много тягостных воспоминаний о прошлом. И стоит ли думать о чем-то другом, когда умирает отец…

Едва приблизившись к отчему дому, понял Юрко: отца уже нет.

У крыльца толпились чужие, незнакомые люди, молчаливые, с обнаженными головами. В отчаянии голосила и причитала мать: «Ой, остались мы, сыночек, сиротами…» Большое зеркало завешено было черным. В красном углу стоял гроб — такой узкий и короткий, что не верилось, как мог поместиться в нем высокий и широкоплечий отец.

Юрко наклонился, поцеловал покойника в лоб, и таким ледяным показался он, что тут же защекотало в горле, глаза заволокло туманом и он зарыдал громко и безутешно.

Рядом жалобно причитала мать:

— Ох, как же он тебя ждал-поджидал. Как хотел тебе что-то сказать в последнюю минутку. Горевал — помираю, а так и не сказал сыну главного.