Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Старая гвардия

— Это мое тебе поздравление с первенцем, — пояснила она не отрывая рук, поцеловала еще раз: — А это мое тебе поздравление с Новым годом. Будь счастлив, Васенька, и не болей. Очень тебя прошу. А то что же это такое! — воскликнула она. — Был такой здоровый мужик — и на тебе! — Отступила на шаг, заглядывая Василию в глаза, покачала царственной головой, точно удивляясь случившемуся. — Вот, раньше не целовала, а теперь имею право. Теперь Маня ревновать не станет: женщина я замужняя, тебя у нее не отобью.

— Как — замужняя? — изумился Василий, и даже глаза у него расширились и потемнели.

— А ты не знал? — в свою очередь удивилась Зинаида.

— Н-не-ет. И давно?

— Ой, да уже год с лишком!

— Го-од с ли-ишком? — Василий как открыл рот, так и стоял теперь с раскрытым ртом, недоверчиво глядя на Зинаиду. — Что ж на свадьбу-то не пригласила?

— Н-ну, Вась, — замялась Зинаида, вспомнив, как на ее приглашение Мария отнекалась нездоровьем Василия. А она, оказывается, не только умолчала о приглашении на свадьбу, но и о самом замужестве Зинаиды не сообщила. Объяснять Василию все эти обстоятельства Зинаида посчитала излишним: Васька — он мужик вспыльчивый, еще наговорит Маньке чего, или оплеух навешает — с него станется. Хотя… может, и не навешает: пришибленный он какой-то, совсем не похож на того Ваську, которого она впервые увидела четыре года назад, самоуверенного и будто бы пребывающего в заоблачных высях.

И Зинаида, рассмеявшись, сказала:

— А у нас свадьбы и не было. Мой муж — человек передовых взглядов, он считает, что свадьба есть пережиток буржуазного прошлого. Так-то вот, Васенька. — И тут же заторопилась: — Ну, пойду я. А то у меня свекровь ужас какая строгая, всякую минуту считает. Так что еще раз с Новым годом тебя, с новым счастьем. И Маню тоже. Как там она, справляется?

— Справляется. Да и парень спокойный, ест да спит, особых хлопот не доставляет.

— А как назвали?

— Виктором.

— Сам выбрал или Маня?

— Маня.

— Что ж, звучит неплохо: Виктор Васильевич. А если с греческого перевести на русский, то получается: Победитель царственный. Или что-то в этом роде.

Василий на эту ее похвалу лишь смущенно улыбнулся: из-за имени первенца ему пришлось с Марией поспорить изрядно. Спасло лишь то, что заранее договорились, кто кого называет. Поэтому Василий и уступил. А вообще-то Мария, как только забеременела, так ее будто подменили: стала такая несговорчивая, такая упрямая и своевольная, что только держись. Правда, все по мелочам, так что Василий редко препятствовал ее своеволию и упрямству, а лишь пожимал плечами, недоумевая, откуда что взялось в некогда застенчивой и смешливой девчонке.

Зинаида уже поворачивалась уходить, когда Василий спохватился:

— И тебя тоже с Новым годом, Зина! С новым счастьем! Ты-то как — ребеночком еще не обзавелась?

— Нет, Васенька, не обзавелась: учусь, нагоняю упущенное, — лишь слегка, отвечая, повернула голову к нему Зинаида, и Василий увидел горькую усмешку на ее полных губах и снисходительно сощуренные зеленоватые глаза. — Муж у меня ученый, родители его ученые, одна я дура неученая среди них, образованных. Неловко как-то, Васенька. — Хохотнула и пошла, величественная и недоступная.

Василий смотрел вслед Зинаиде, смотрел до тех пор, пока ее стройная, высокая фигура не затерялась в человеческом водовороте. Недоуменно покачав головой, он вздохнул и огляделся, точно вспоминая, зачем здесь стоит и куда должен идти, и пошел в ту же сторону, куда пошла Зинаида. Он тоже, как и она, как и все, наверное, сновавшие вокруг него люди, приехал на бывший Невский купить новогодний подарок, прошел все магазины, но так ничего и не выбрал: все казалось каким-то незначительным и никчемным, а встретив Зинаиду, забыл о подарке и теперь брел в сторону Невы, а в той стороне никаких магазинов нет. Эта нечаянная встреча тронула в его душе такое, что дремало там до поры до времени, и вот проснулось, заставило оглянуться вокруг себя и попытаться разглядеть, что и кто его окружает. И что же он увидел? Да, собственно, никого и ничего. Пусто. Так же пусто, как на льду, укрывшем своенравную Неву.

Василий брел по набережной, сквозь снежную пелену вглядываясь в смутные огни противоположного берега, и вспоминалась ему та давняя ночь, когда его во второй раз выгнали с рабфака, на душе стало так же смутно и холодно, как смутно и холодно было в этот час на самой Неве. Конечно, сын что-то изменил в его жизни, придал ей некую осмысленность, но мало Василию было и сына.

Зинаида вышла замуж, учится, они могли бы учиться вместе… он проморгал Зинаиду…

Василий вспомнил, что ее присутствие всегда тревожило его душу, но еще больше в ту пору тревожило душу воспоминание о Наталье Александровне. А потом образовалась пустота, и в эту пустоту вошла Мария. Да только Мария не заполнила пустоту целиком, и сын не заполнил тоже, много еще в душе его осталось пустого места. Для чего? Для кого? Эх, знать бы…

Но помимо пустоты существовал в его душе с некоторых пор еще какой-то изъян, как в чугунной отливке существует невидимая раковина, снижающая прочность детали. Этот изъян, никак не связанный с болезнью, мешал жить, мешал крепко стоять на ногах, а какой такой изъян, понять невозможно. Вот ведь беда какая: и жизнь заново не начнешь, и прошлое не исправишь, а так не хочется просто плыть по течению, не задумываясь над тем, куда тебя вынесет.

Зинаида сегодняшние уроки в вечерней школе прогуляла. И вовсе не потому, что замужество как бы избавило ее от необходимости продолжать образование. Как раз наоборот: она твердо решила, чего бы ей это ни стоило, девятилетку закончить непременно. Даже если пойдут дети. Более того, она договорилась с Иваном и его родителями, что за лето пройдет с их помощью программу шестого класса, осенью сдаст экстерном; седьмой — в школе, восьмой — летом, девятый… девятый опять в школе же. Это был зарок отчаяния, как прыжок с большой высоты, без этого зарока, казалось Зинаиде, она не преисполнилась бы такой решительности. Ей было одновременно и боязно и интересно, сумеет ли она выдержать такой темп и освоить такой объем знаний.

Иван с жаром поддержал это ее нетерпение, и — чего она меньше всего ожидала — свекор со свекровью тоже. Они даже как-то по-новому взглянули на свою невестку, и Зинаида догадалась, что она своим нетерпением наверстать упущенное угодила всем. После этого своего решения и всеобщего одобрения в ней проснулся азарт, неведомый ранее, и нежелание принимать во внимание доводы, противоречащие ее нетерпению. Раз она так хочет, значит, сможет. И весь сказ.

Впрочем, не одна Зинаида была охвачена подобным нетерпением. Всем не терпелось что-то сделать решительное, и сделать поскорее. Принимались встречные планы, личные и коллективные обязательства, — лихорадочная гонка захватила страну, и когда в газетах или по радио объявлялись цифры тех или иных достижений, объявлялось о пуске нового завода или фабрики, о вводе в строй новой электростанции или канала, ликовала вся страна, будто каждый принимал участие во всех этих делах. А если что-то и не получалось, если что-то не ладилось, расстраивались не шибко: получится и заладится в другой раз. Такая была всеобщая вера в свои силы и возможности, что прикажи — пригоршнями вычерпают море, по камешку разберут самую высокую гору.