Андрей Зарин - Северный богатырь. Живой мертвец [Романы]

Встреча с Федуловой еще сильнее разожгла в нем ненависть к брату. Они увидели ее на одной вечеринке оба в одно время и оба с места влюбились в нее. День и ночь, ясное солнце и темная туча, а если к этому прибавить, что Семен был богат, а Дмитрий был нищий — то уже не останется никаких сомнений относительно шансов того и другого. Ведь, даже полюби Марья Федулова Дмитрия, отец не позволил бы ей и думать о нем.

И Дмитрий с ненавистью и гневом следил за романом своего брата. Но, когда Семен явился к нему раз вечером и, бросаясь к нему на шею, воскликнул: «Брат! Она любит меня! Мы женимся!» — Дмитрий едва сдержался, чтобы тут же не задушить счастливого любовника.

— И женись на здоровье! — пробурчал он, давая в душе клятву не простить ему этого счастья.

И добиться этого оказалось легко… Теперь он богат, брата нет на его пути, и Маша при старании может быть его!..

При этой мысли у Брыкова даже слегка закружилась голова. Он сдержал коня и поехал тише.

На Малой Дмитровке, окруженный садиком с густыми вековыми липами, стоял маленький, ветхий домик Сергея Ипполитовича Федулова, отставного стряпчего из уголовной палаты. Этот домик Федулов получил в приданое за своею покойной женой и теперь жил в нем со своей семнадцатилетней дочерью Машей, казачком Ермолаем, которому было уже сорок лет, и старой Марфой, выкормившей и вынянчившей Машу. По всей Москве считался он «приказным крючком», и, если случалось какое-либо кляузное дело, всякий обращался к Сергею Ипполитовичу, кланяясь ему полтиной, рублем, а иногда и золотым.

Сухой и черствый старик, своими придирками загнавший в гроб жену, Федулов смотрел на все в жизни с практической точки зрения, даже свою дочь считал не чем иным, как ходовым товаром, и, когда подвернулся к ней такой жених, как Семен Брыков, он был очень доволен, что его расчет так ловко соединился с дочерней любовью.

Маша же была, по всем вероятиям, вся в мать: робкая и мечтательная, она была совершенно чужда житейских расчетов и, полюбив Брыкова, даже мгновения не думала о его богатствах.

В этот злополучный вечер Сергей Ипполитович сидел под окошком с трубкой в зубах; Маша же у стола старательно вышивала бисерный кошелек для своего жениха, и они вполголоса вели беседу, вернее, разговаривая каждый с самим собой, нежели с другим; такой способ мирного собеседования установился у них с давних пор.

— Завтра беспременно приехать должен, — сказала Маша, — от царского смотра его Господь уберег, а то бы, может, и нынче здесь был.

— Где молодому человеку хозяйство вести! — воскликнул старик. — Старосты, поди, как его грабят. Я ему вместо управителя буду теперь.

— В мае плохо, говорят, венчаться. Весь век маяться будешь. Вот кабы в конце апреле успеть!..

— Дом этот внаймы отдам, а сам в это самое Брыково и перееду. Ну их к Богу, кляузы эти!..

В это время у палисадника послышался конский топот.

— Никак к нам! — сказал старик.

— Он! — воскликнула Маша и легче серны выскочила из комнаты.

Она сбежала с крыльца и с криком «Сеня» подбежала к калитке, где торопливо привязывал своего коня офицер. Но, добежав до калитки, Маша снова вскрикнула не то в испуге, не то в разочаровании.

Дмитрий Брыков злобно усмехнулся, увидев ее смущенное лицо, и, грубо взяв ее руку, сказал с горькой усмешкой:

— Думали — Сеня, ан — Митя!.. Ну, что же!.. Ведь все же Брыков пожаловал.

— Вы от Семена Павловича? — быстро спросила его Маша, — когда он будет?

— Сам от себя я, — ответил Брыков, — а когда он будет, не знаю. Может, он и не будет вовсе! — и он засмеялся.

— Как не будет? Почему? — тревожно спросила Маша.

— Может, и помер!

Девушка прижала руку к сердцу и тяжело перевела дух.

— Вы — злой! — сказала она ему с укором.

Брыков засмеялся снова, а потом взглянул на нее огненным взглядом и прошептал:

— Он вас зависит сделать меня добрым!

Маша ничего ему не ответила, круто отвернулась от него и вошла в комнаты.

— Ты с кем это? — спросил ее старик.

— Дмитрий Власьевич! — презрительно ответила она.

Старик с недоумением отнял от губ трубку.

— Чего это он?

В это мгновение в горницу вошел Дмитрий и, подойдя к старику, сказал:

— По делу, государь мой, по делу.

— Милости просим, — ответил старик, — садитесь. Гость будете. Что братец?

Маша собрала свое вышивание и вышла из комнаты. Дмитрий посмотрел ей вслед, тихо усмехнулся, потом встал, прикрыл дверь и вернулся на прежнее место. Старик глянул на него с недоумением.

— А дело вот какое, — тихо заговорил Дмитрий, наклоняясь к Федулову, — брат мой, Семен, у себя в имении помер.

Старик откинулся и раскрыл рот.

Дмитрий только кивнул головой и продолжал:

— Да, помер мой брат, и я теперь — всего наследник. Так вот я хочу быть всего наследником и хочу жениться на вашей дочери, и вы уговорите ее! За это вам особая награда будет!

Старик оправился от неожиданности и уже внимательно слушал Дмитрия.

«Что же, — мелькнуло в его уме, — не тот, так другой. Денежки те же, покой тот же, а этот еще награду сулит! Что же, не в девках сидеть Машутке!»

— На все воля Божья, — сказал он вздохнув, — а я согласен! Ну, новый зятюшка, поцелуемся! — прибавил он весело, и на его лицо вернулось прежнее спокойствие.

Они поцеловались.

— С чего же это Семен Павлович помер? — спросил старик.

— А не знаю еще! — беспечно ответил Дмитрий. — Горячка, что ли. Только вчера с усадьбы приехал Еремей и доложил мне, а ныне и государю сообщено.

— Ах! — раздался в ту же минуту крик за дверью, и что-то грузно упало на пол.

Дмитрий вскочил и бросился к двери, которую с трудом отодвинул. На полу лежала Маша, лишившаяся чувств. Дмитрий легко поднял ее с пола и перенес на диван.

— Подслушивала, — резко сказал он старику. — Позовите слуг, а я поеду. Завтра за ответом буду.

— Ладно, ладно, — рассеянно ответил Федулов и стал беспомощно кричать: — Марфушка, Ермолай! Черти!

— Что глотку дерешь? — вбежала старая Марфа, но, увидев бесчувственную Машу, только всплеснула руками и крикнула: — Ахти мне! Чем ты ее, греховодник, до такого довел? Ась?

— Молчи, молчи, дура-баба! Семен Павлович умер, а она узнала!..

— Жених? Семен Павлович? Ахти мне!

— Да ты что, чертова кочерга, воешь? Ты ее в чувство приводи! — рассердился старик.

— Сейчас, сейчас, — захлопотала старуха. — Я ей перышком покурю! Живо! — и она помчалась в кухню, вернулась с пучком птичьих перьев, зажгла их и напустила такого смрада, что все стали чихать и кашлять.

Маша тоже закашлялась и очнулась.

Сидор Карпович, бывший дядька Семена Брыкова, а потом его дворецкий или мажордом (как называл он себя), встал ни свет ни заря и занялся порядком. Это значило, что, где ворча, где болтая, он обходил пять господских комнат, входил в кухню и там оставался, не зная в доме места теплее и уютнее.