Станислав Федотов - Благовест с Амура

Высокопреосвященный Иннокентии любил бывать в Аяне, для него там был выстроен небольшой домик, который служил ему пристанищем в частых поездках по обширной епархии. На чем зиждилась эта любовь, он, наверное, и сам не смог бы объяснить. Может быть, на том, что он был первым, кто прошел сюда из Якутска после того как начальник Охотской фактории Русско-Американской компании капитан-лейтенант Завойко за один год отстроил этот поселок и перенес в него порт и контору фактории. А может быть, на том, что большего тепла и уюта, чем у Василия Степановича и Юлии Егоровны, пока они жили в Аяне, он не встречал нигде. Владыко с неослабевающим вниманием следил за тем, как успешно хозяйствуют на негостеприимной земле супруги Завойко, разводя мясомолочный скот и огороды — не только для себя, но для всех, и в своих миссионерских путешествиях, проповедуя Слово Божье, настоятельно советовал пастве брать с них пример. Именно эти качества самого Завойко и его «барышни-крестьянки» баронессы Юлии послужили основанием для рекомендации генерал-губернатору Муравьеву Василия Степановича кандидатом в губернаторы Камчатки. Высокопреосвященный был весьма рад, что его слово стало для Муравьева решающим, а Василий Степанович с присущим ему рвением принялся обустраивать огромный край.

Владыко рвался попасть на Амур, где второй год уже окормлял население словом Божьим сын его Гавриил, но все никак не удавалось. Он спланировал свой второй объезд Якутии таким образом, чтобы снова заехать в Аян, а оттуда уже на Амур. В Нелькане встретил свою дочь Екатерину, которая стала отговаривать отца от заезда в Аян.

— Там англичане, батюшка, — говорила она. — Они очень злы, что второй раз проиграли Петропавловск, всюду ищут корабли Завойко, не находят и потому грабят всё подряд.

— А зачем я им? — улыбнулся святитель. — Возьмут в плен — будут в убытке. Меня же кормить надо, а я — человек крупный, пищи много потребуется.

— Крупный-то крупный, а ешь мало, аки монах в пустыне.

— Так они же о том не ведают, а я им не скажу.

В Аян высокопреосвященный прибыл 9 июля, сразу после ухода англичан. Увидел разграбленные склады и магазины; в церкви Казанской Божьей Матери валялись прокламации, призывающие жителей города вернуться в свои дома. Оказывается, заметив приближающиеся английские корабли, аянцы закопали в землю те несколько пушек, что должны были защищать их от неприятеля, и ушли в окрестные леса и не хотели идти обратно, опасаясь возвращения неприятеля.

Владыко посожалел, что из-за распутицы на тракте опоздал на бриг «Охотск», который отправился к Амуру, но, как выяснилось позже, права поговорка: «не было бы счастья, да несчастье помогло — бриг захватили и взорвали то ли те же англичане, то ли французы. Путь на Амур оказался плотно закрыт: в Охотском море хозяйничали враги.

Однако святитель не впал в отчаяние, не потому что это — смертный грех, а потому, что душа его была закалена двадцатипятилетним апостольским служением на Алеутских островах. Он стал ежедневно совершать в церкви богослужение даже в отсутствие прихожан, посещал скрывавшихся в лесу, чтобы исполнять священнические требы, отпевал умерших и крестил новорожденных — бывало и такое. Он не призывал их вернуться в город — знал: наступит время, и люди сами придут к такому решению. Но наступило другое вернулись англичане.

Двадцать первого июля, стоя в одиночестве на коленях перед алтарем, владыко молился о даровании русскому воинству победы, а в это время на рейде появились два английских фрегата и вскоре в берег уткнулась носом большая шлюпка, полная незваных «гостей». Откуда пришельцы узнали, что в городе находится высокий русский архиерей, осталось неизвестным, но они вломились сначала в его дом, а потом, не обнаружив там хозяина, направились в церковь.

Архиепископ прекрасно слышал шум на паперти и понял, кого принесло лихими морскими ветрами, однако продолжал молиться, лишь повысил голос, вознося к Господу свою просьбу.

Англичане в нерешительности топтались у входа: их смутил естественно-спокойный, благоговейный вид священнослужителя, как бы не замечающего ничего мирского, и они замолчали и почтительно-терпеливо ждали окончания молебствия.

— О чем он так истово молится? — спросил капитан Буридж у переводчика.

Тот пожал плечами:

— Не знаю. Этот язык называется церковнославянским, я его не понимаю.

А святитель, рассказывая потом об этом случае, всегда весело смеялся:

— Знали бы носители шестого смертного греха [96] Шестой смертный грех — высокомерие. Библейский грех высокомерия — доказательство типичного чувства неполноценности человека. , за кого я молюсь, они бы растерзали меня на мелкие клочки.

Когда владыко закончил молитву и встал, англичане окружили его и достаточно вежливо сообщили через переводчика, что должны его арестовать.

— Человек я невоенный, — улыбнулся в седую бороду святитель, — пользы вам от меня не будет никакой, кроме убытков. Пойдемте лучше ко мне в дом, выпьем английского чаю.

Пока пили чай и с помощью переводчика вели неспешную беседу на отвлеченные, главным образом божественные, темы, на рейд Аянского порта пришел пароход «Барракуда», таща на буксире бриг, на котором оказались пленные русские и среди них священник-миссионер Махов. Узнав об этом, владыко обратился к Буриджу с просьбой освободить из плена человека, обращавшего язычников к Господу Богу. На следующий день англичане явились к высокопреосвященному на чаепитие вместе с Маховым и заявили, что священнослужители свободны.

После ухода англичан старик-миссионер возмущенно сказал владыке:

— Как же, ваше высокопреосвященство, вы можете с неприятелем чаи распивать в то время, как наши воины в Крыму терпят от них печали великие?

— В Крыму терпят наши воины, в Камчатке терпели англичане с французами, — задумчиво ответствовал владыко. — Военные обстоятельства всегда печальны, брат мой во Христе, и они неподвластны ни моей, ни вашей воле. А люди всегда должны оставаться людьми и совершать свое служение на том месте, какое им предназначено свыше. Нам с вами предназначено смягчать Словом Божьим ожесточенные военными обстоятельствами сердца — так давайте делать это в меру своих малых сил.

Беспокоясь об успехе второго сплава, генерал-губернатор метался по всему Забайкалью, старался во все вникнуть и везде успеть. Казалось бы, есть у него надежные помощники — Корсаков, Сеславин, Дейхман, Скобельцын, Волконский, морские офицеры, инженеры, а ему все надо опробовать самому, пощупать своими руками. Описывать это подробно — не хватит целой книги, поэтому, наверное, лучше всего дать здесь отрывки из его писем тем же помощникам, в основном полковнику Корсакову.