Станислав Федотов - Благовест с Амура

— Так что ж вы так долго телитесь? — сердито сказал Муравьев. В своем кругу он не очень стеснялся в выражениях: мог и обругать матерно, так что обычная его грубость приближенными воспринималась как бравурная музыка, а не унижение достоинства.

— Край обширный, речек много… — пробормотал Разгильдеев. — Но мы стараемся.

— Ладно, — решительно заявил генерал-губернатор. — Что есть, то есть. Надо срочно подготовить баржу с дровами для парохода, чтобы не терять на них время по дороге.

— Уже заготовлена, — ответствовал Казакевич.

— Молодцы, молодцы… — Генерал прошелся перед мастерами. — Все молодцы! А построите второй пароход — ваши имена, можно сказать, останутся в истории. Потомки будут говорить: вот эти люди были первыми в Амурском пароходстве! — Он заметил, что Шлык порывается что-то сказать. — Чего тебе, Степан Онуфриевич?

— Дак это, значитца, дозволь… те слово молвить, господин генерал?

— Ну, говори.

— Дозволь с тобой… с вами… уплавиться?

— А кто второй пароход будет строить? Он же должен быть деревянный — самая твоя работа.

— Деревянный я уже, значитца, тутока строил. Здешние плотники не хужей меня, да и столяры найдутся. А мне уж больно лестно на Амур, значитца, глянуть. Да посмотреть, — Степан хитро прищурился и вдруг подмигнул Муравьеву, — как у тебя в энтом деле получится.

— А-а, помню, помню, — засмеялся Николай Николаевич. — Ты в Сибирь за мной пошел, а теперь и на Амур тоже хочешь?

— Хочу.

— Ну а в Сибири-то как, по-твоему, у меня все получилось?

— Все не все, но — получатся.

— Не все — это верно, — вздохнул генерал-губернатор и пожаловался: — Дел очень много. А людей надежных маловато.

— А людей надежных много не быват, — умудренно сказал Степан. — Надежный, он потому, значитца, и надежный, что могёт заради твоего антиресу от своего отказаться. А от своего антиресу мало кто отказыватся.

— Вот и ты от своего интереса не хочешь отказываться, — усмехнулся генерал.

— Не скажи, — возразил Степан. — В таком походе великом плотники нужны? Нужны! Мало ли кака починка потребоватся, а я плотник, значитца, первостатейный! Так что наши антиресы тутока в обнимку идут.

— Ну, хорошо… — сдался Муравьев. — Выбирай себе плот. — И обратился ко всем: — Сегодня из Усть-Стрелки прибыл зауряд-сотник Скобельцын с известием, что лед прошел и можно отправляться. Поэтому завтра в четыре утра отслужим напутственный молебен и выходим. Зауряд-сотник будет показывать дорогу. Регулярные совещания проводим перед ужином на штабном плашкоуте, он же послужит и офицерской столовой. Вы, Петр Васильевич, как «адмирал», командующий всеми плавсредствами, пойдете на «Аргуни», а я со Скобельцыным — на баркасе с гребцами, под своим штандартом. Думаю, баркас более маневренный, чем пароход, а удобств мне много не требуется. Была бы постель да столик для работы с бумагами — и достаточно.

14 мая 1854 года рано утром (некоторые очевидцы, видимо, любители поспать, полагали, что вообще сразу после полуночи) выстрелом из пушки был дан сигнал общей готовности, и военный лагерь на правом берегу Шилки пришел в движение.

Военные всех рангов и видов войск приводили себя в порядок: умывались, собирали амуницию, готовили к сбору палатки; дымили полевые кухни; специальные команды грузили походное снаряжение на баржи и павозки; командиры, заранее получившие номера плавсредств под погрузку подразделений, группировали солдат и казаков поблизости от «своих» сходней. Конные казаки заводили лошадей на приспособленные под загоны плашкоуты.

Подъесаул Шамшурин выстроил сводную полуроту казаков у плашкоута № 13, приказал хорунжим ждать полевую кухню с завтраком и убежал в штаб подполковника Корсакова, назначенного общим командующим сплава.

— Подняли, кады ишшо черти в кулачки не бьют, — сварливо сказал Кузьма Саяпин Гриньке Шлыку, широко зевнул и перекрестил свою зубастую пасть. — Да и номер чертов дали. Таперича хватим с им мурцовки.

— А скоко всего номеров-то? — спросил Гринька.

Просто так спросил, потому что ему было решительно все равно, на чем и под каким номером плыть. Все эти баржи, павозки, лодки были большие, неуклюжие и, на его взгляд, совершенно неповоротливые. Неделю назад в их полуроту по приказу самого генерал-губернатора включили старого казака Корнея Ведищева, и тот вечерами успел порассказать молодым парням, каковы по весне Шилка и Амур. Больше даже Шилка, которая разбухает, принимая через ручьи и речушки (а число их бессчетно) талую снеговую воду; Амур же весной буянит много меньше, а вот в августе, когда с океана приходят непроглядные теплые дожди («Музоны называются, — важно пояснил старый пенек. — Оне, кады льют, анагды песни поют»), а в горах быстро тают толстые снеговые шапки, река поднимается на четыре-пять сажен и управиться с ней не под силу даже матерым плотогонам и загребным. Но и у Шилки, и у Амура тьма-тьмущая кривунов, щек, а то и труб [50] Кривуны — крутые изгибы реки; щеки — скалистые берега; трубы — узкие места между скал (местн.). , и провести по ним такой караван — это вам не щербу [51] Щерба, щербинка — уха (местн.). хлебать.

— Номеров? — переспросил Кузьма и снова зевнул, заражая зевотой всех стоящих рядом. — Да почитай, с казаками наш — последний. А скоко с солдатами да под грузми — не ведомо. Да, Гринь, — оживился побратим, — я вчерась батьку твово видал.

— Где? — встрепенулся Гринька. — Чё сразу не сказал?

— Да в ум не взял, — досадливо махнул рукой Кузьма. — Ротный за какой-то хренью послал, я и запамятовал. А видал его на берегу, рядом с генералом. Тамока «Аргунь», быдто халку [52] Халка — баржа (местн). , лошадьми прибурлачили, оне все и стояли, ждали. А потом ушли.

— Хорошо, ежели б он с нами отправился, — мечтательно сказал Гринька. — Тятя всю жизню хотел до края земли дойтить. А мы ж на самый край плывем!

— От, и чаеварка наша на колесах, — кивнул Кузьма на приближающуюся полевую кухню. — Щас кашей брюхо набьем, сливан попьем — и на боковую.

— Я те дам на боковую! — построжился неожиданно объявившийся подъесаул. — После завтрака погрузите кухню на плашкоут, потом — общее построение на молебен, а уж далее — грузимся сами и отчаливаем. И про боковую забудьте — на веслах, на рулях работы всем хватит… Да, а где Корней Ведищев, кто его видал?

— Ведищева к генералу увели, господин подъесаул, — ответил хорунжий Эпов. — За ним вестовой прибегал.

— Ну, ладно. Приступайте к завтраку, — приказал Шамшурин и первым получил котелок каши и кружку чая. Понюхал варево, глотнул из кружки и скривился. В походе командиры рот питались вместе с подчиненными, и никто не выказывал недовольства. А вот Шамшурин не мог забыть, какими угощениями он пользовался, когда был капитан-исправником.