Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

— На этой плавке мы проверяем новый состав.

Мистер Нэш заставил его умолкнуть, ощерившись недоброй улыбкой. Он явно не хотел раскрывать свои составы в цехе из страха, что те могут просочиться к конкурирующим стекольным фабрикам.

Мистер Тиффани подергал себя за бороду.

— Что случилось с последней плавкой?

— Не получилось сцепления между слоями. — В упавшем голосе мистера Нэша звучало разочарование. — Я сохранил образцы в комнате выдачи.

На стоячей черной школьной доске мистер Тиффани набросал колбу в форме луковицы с длинным вытянутым горлышком и краем, более высоким с одной стороны, нежели с другой, вытянутым подобно языку.

— Попробуй это, — приказал хозяин Тому. — Это — как персидская фляга, только более произвольной формы. Дай волю воображению. — Он сделал резкий жест рукой. — Забудь классические формы. Они слишком напоминают традиционные английские изделия из Стауэрбриджа. Нам требуются естественные очертания.

— Вам необходимо это изогнутое горлышко? — Голос Тома поднялся до визга, глаза через узкий прищур уставились на доску.

— Да, мне необходимо это изогнутое горлышко! — в тон ему огрызнулся Тиффани. — Природа всегда права и всегда прекрасна.

Я сгорала от желания узнать, сможет ли простак Том удовлетворить стремление босса к совершенству.

— Представь асимметричную тыкву, свешивающуюся с плети. Дай горлышку расслабиться. Смирись с его кривобокостью.

Том со скептическим выражением лица жестом руки приказал разливщику подготовить для него свежую трубку.

Разливщик повернул длинную трубку для дутья в печи, извлек красный, пышущий огнем ком стекла с консистенцией меда и подал инструмент Тому. Стремительным движением Том прокатил порцию стекла по куску мокрого металла, пока она не приобрела совершенно шарообразную форму, и уселся, установив трубку на опорах по обе стороны от него. Другой рабочий дунул в мундштук трубы, чтобы сформировать луковицу на конце, а Том принялся вращать ее и придавать ей очертания с помощью деревянной лопаточки, причем комок менял цвет с раскаленного красного на оранжевый, затем на янтарный. Когда началось затвердевание, стеклодув спешно засунул его обратно в печь для нагрева, чтобы продолжить формирование. На все ушло не более трех минут, подобно танцу огня.

Я хотела досмотреть процедуру до конца, но мистер Тиффани отступил и пробормотал:

— Может быть, эта плавка получится.

В помещении выдачи к стене были прислонены большие прямоугольники нового радужного листового стекла, играющего синими, зелеными и золотыми тонами.

— Вы используете это для парной мозаики с павлинами, — разъяснил мистер Тиффани. — Клянусь Богом, мир обратит внимание на это. Ла Фарж взбеленится от злости. Тысяча восемьсот девяносто третий год станет годом великих дел.

— Если мы все закончим вовремя, — ввернул мистер Нэш.

«А если нет, каков будет гнев нашего босса?» — подумала я.

— Сколько листов у нас сейчас в наличии для колонн и алтаря?

— Сорок или пятьдесят, — прикинул мистер Нэш.

— Пусть ими займутся еще два цеха. Снимите с них заказы на витражи. Клиенты могут подождать. С такой скоростью мы никогда не подготовим материал для шестнадцати колонн.

Мистер Тиффани обратил свое внимание на две дюжины выдутых ваз на столе для образцов. На одной партии легкая переливчатость начала отслаиваться. Другая была совершенно тусклой. Даже ни признака отлива. Он испустил рык и, ухватив свою трость обеими руками, одним мощным, вселяющим ужас взмахом смел их со стола. Я отшатнулась, когда вазы слетели на пол и вдребезги рассыпались на осколки.

— Мистер Тиффани!

— Оно покорится мне, — взревел хозяин, потрясая тростью. В глазах сверкал огонь, а ногой он продолжал отшвыривать осколки в угол комнаты.

Мне раньше не доводилось лицезреть такую неуемную, сокрушающую ярость, и я не могла поверить в то, что произошло. От потрясения и замешательства из-за того, что я стала невольной свидетельницей этой сцены, у меня немедленно пересохло в горле. Я даже не могла сглотнуть.

Мистер Тиффани взглянул на меня смущенно и понизил голос:

— Слишком много Стауэрбриджа в любом случае. Нам нужны естественные формы, позаимствованные у природы, а не опостылевшая старая классика. — Он махнул рукой в сторону мусора на полу.

Я ощутила необходимость защитить моих девушек, если он когда-нибудь даст волю своей неудовлетворенности нашей работой взмахом трости.

— Вы все еще хотите, чтобы мы продолжали экспериментировать с переливчатостью? — поинтересовался мистер Нэш на удивление невозмутимым голосом.

— Совершенство, Артур! Ни каплей меньше! Мы будем работать, пока не достигнем его.

— Но время поджимает. Выставка всего через десять месяцев.

— Только не твердите мне то, о чем я уже знаю!

— Да и расходы. Мы уже затратили…

— Слышать об этом не желаю!

Тем вечером за ужином в новом моем жилище я описала взрыв гнева и битье стекла мистера Тиффани.

— Кто он такой? Маньяк? — поинтересовалась миссис Хэкли.

— До этой минуты подобная мысль не приходила мне в голову, — призналась я.

Хэнк промокнул губы салфеткой.

— Я знаю кое-что, возможно, объясняющее его поведение. Мне довелось провести изыскания по истории его семьи для статьи, которая должна выйти в свет во время чикагской выставки.

— Прошу вас, расскажите мне все.

— Вы уверены, что вам нужна вся история? — съязвил Дадли. — Ни один человек не наплетет таких небылиц, как Хэнк, когда он разойдется.

— Леди попросила, Дадли, так что я начну с Теофания, греческого купца, получившего имя по празднику в честь Аполлона, на котором он торговал шелком. Его потомки потихоньку продвигались по Европе в северном направлении, продавая то, что стало известно как шелковый газ.

— Откуда вы все это выкопали? — осведомилась я.

— «Нью-Йоркское генеалогическое и географическое общество» и первые буклеты компании в «Библиотеке Астора». Затем семья одним махом переселилась из Англии в Новую Англию, и несколько поколений занимались торговлей хлопком в Коннектикуте, причем каждое последующее по своей прозорливости превосходило предыдущее. Комфорт Тиффани переплюнул своего отца, наняв индейцев для постройки заводика, а потому продавал им патоку и ром, чтобы вернуть выплаченные рабочим деньги.

— Очень ловкий деловой ход, — одобрительно высказался Бернард Бут, англичанин и крупный делец.

— Сын Комфорта, отец Льюиса, питал амбиции, далеко выходящие за пределы захолустных городов.

— Именно он основал «Тиффани и Ко», — уточнила я.

— Этот воротила скупал ящики с товарами, брошенные на причалах во время депрессии, и продавал их состоятельным клиентам, поскольку верхние слои общества кризис не затронул. Когда же рабочий класс смог вновь совершать покупки, он открыл большой магазин-барахолку, где продавались стеклянные «бриллиантовые» ожерелья, японские веера, китайские зонтики. Для среднего же класса папаша Льюиса импортировал богемское стекло и французский фарфор.