Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

Джулия Зевески, бродяжка, которая пришла в поисках работы промокшая до нитки, сегодня приобрела зонтик. Недавно Тереза заметила на отвороте ее воротника новую разлапистую шелковую розу. На руке Минни теперь красовался узкий серебряный браслет, а прическу Анны а-ля Помпадур, смахивающую на груду нарядных пирожных безе, удерживал новый черепаховый гребень. Я дала этим девушкам шанс на место в искусстве, и они процветали и обеспечивали себе лучшую жизнь. Действительно ли у меня было желание работать не покладая рук, чтобы сделать то же самое для мужчин?

Мистер Лэм посулил, что я не буду иметь никаких ограничений в своих оформительских устремлениях. После кончины мистера Митчелла настало время испытать пределы того, насколько скульптурны, смелы, своеобразны, сложны и дороги могут быть здесь мои разработки. Я извлекла незаконченный набросок и начала рисовать.

Абажур был покровом из соединенных паутин, сплетенных чрезвычайно амбициозным пауком, столь же неимоверно рьяным, как мистер Тиффани, каждое полотно слегка иное. Контурными линиями будут нити паутины. Ему должно понравиться это — конструкционные ребра абажура, создаваемые самими полотнами паутины. Если я чувствовала себя отринутой мистером Тиффани и уничиженной его вниманием к Элис и Лилиан, то что мне следовало сделать, так это вызвать его на дальнейшее сотрудничество. Я осознавала, что мне хотелось разместить под паутиной цветы, но лучше постараться, чтобы эту идею выдвинул он. Однако же мне трудно было укротить себя.

Я хотела сделать лампу цельной, с высоким мозаичным основанием, словно из одного куска. Какой небольшой цветок растет на высоком стебле, достаточно маленький, чтобы можно было изобразить их много на одном основании? Такой, который я еще не использовала. Не без огорчения я выбрала идеально подходящий для моей цели: белый нарцисс, разделивший свое название с именем греческого юноши, влюбленного в самого себя, который неотрывно любуется своим отражением в пруду, занятый собой, восхищающийся собой, ненасытный собой, жаждущий признания его красоты.

Когда моя потребность в признании проявляется наиболее настоятельно? В процессе творчества, когда меня так и подмывало закричать на весь город:

— Смотрите! Смотрите! Взгляните на то, что я могу сделать с обыкновенным стеклом, чтобы вы могли увидеть глицинии в феврале! Пусть цвета явятся вам. Купайтесь в чувствах, которые они пробуждают. Уловите аромат настоящего бутона в его хрупком воспроизведении. Поддайтесь иллюзии!

То, что люди, последовавшие этому призыву, поступят именно так, было намного важнее, чем знать, кто создал эту иллюзию.

Боль нитями начала вкрадчиво расползаться из моих глаз и превратилась в острые осколки, некоторые — в тонкие метательные копья, точно метящие в цель, другие — в заостренные зубцы, дикие и непредсказуемые.

Я отключила свой свет, положила карандаш и уставилась на девушек. Фрэнк подошел и заметил, что я не работаю. Он опорожнил все мусорные урны в помещении и вымыл неиспользуемые стеклянные мольберты, а вся моя деятельность заключалась в наблюдении за ним.

— В-Ы С-Е-Г-О-Д-Н-Я П-Е-Ч-А-Л-Ь-Н-А-Я.

Я кивнула.

Чтобы объединить основание и абажур, я могла подтолкнуть мистера Тиффани к тому, чтобы поместить несколько цветков нарцисса и на абажуре. Замысловато, да. Дорого в изготовлении, да. Но если мистер Тиффани почувствует, что это — и его творения, он не будет сопротивляться. Мне известно, каким образом работать здесь, как добиваться нужного поворота событий. Мысль начать все заново у кого-то еще наводила уныние. Может, не имеет значения, кто платит. Я всегда работала и работаю для себя. Что делать? Позволить себе быть пойманной в сети и купленной или же застрять в знакомой мне паутине?

Я показала Фрэнку мой набросок.

— Л-А-М-П-А С П-А-У-Т-И-Н-О-Й, — знаками объяснила я ему.

Фрэнк принялся бешено жестикулировать, размахивая руками, вытирая лицо, будто наткнулся на паутину. Это было смешно и трогательно. Я хохотала, что заставляло его усмехаться при взгляде на то, что казалось ему только широко раззявленным молчаливым ртом.

— Я Х-О-Ч-У, Ч-Т-О-Б-Ы В-Ы Б-Ы-Л-И С-Ч-А-С-Т-Л-И-В-Ы, — дал он понять знаками и прижал руку к сердцу.

Я сделала то же самое. Движимая внезапным порывом, я дала ему прочитать письмо со студий Лэма. Его глаза стали огромными от беспокойства, а голова яростно замоталась из стороны в сторону. Я не сомневалась, что он отреагирует именно так.

Была ли потребность в признании настолько жизненно необходима, чтобы я отказалась от любви в надежде заполучить ее? Намеренно ли причинил мне боль мистер Тиффани? Нет. Я не уползу прочь, потому что он одаривал своим вниманием других. Я не уйду без борьбы, и моим оружием станут замыслы моих новых работ.

— П-О-Р-В-И Е-Г-О, — приказала я знаками.

Фрэнк с остервенением порвал письмо и запустил крошечными обрывками в свой ящик для сбора мусора. Один ухитрился отклониться и медленно запорхал к полу. Он поймал его, бросил туда же, куда и все, и потер одну ладонь о другую в знак завершения дела.

— Т-Е-П-Е-Р-Ь Я С-Ч-А-С-Т-Л-И-В-А!

Мистер «Фермер» — Джон Томас, тот, кто обвинял меня в «пагубном влиянии», пришел в нашу студию.

— Доброе утро! У меня для вас хорошие новости. — Он поприветствовал меня громогласно, как будто у него только что отелилась корова. Он чувствовал себя в должности мистера Митчелла вполне на своем месте. — Вы останетесь довольны. Даже чрезвычайно довольны. Это будет самое значимое событие у вас на неделе.

— Достаточно предисловий, мистер Томас. Скажите же мне.

Он положил на стол листок бумаги:

— Заказ еще на пять ламп с глициниями. На сегодняшний день их набралось двадцать. Продаются по триста пятьдесят долларов за штуку, это недурной бизнес. С павлином, ирисами и вьющимися бигнониями — по две штуки каждых. Он добавил еще один листок: — Двадцать абажуров с пионами. Они на удивление хорошо продаются по сто семьдесят пять долларов. И, — он торжественно помахал третьим листком, перед тем как положить его передо мной, — еще сорок ламп со стрекозами, по цене сто тридцать долларов, двести долларов и двести пятьдесят долларов, в зависимости от размера и стиля. — Его обычно писклявый голос звучал весьма внушительно.

— Господи! Кто бы мог предположить? — произнесла я с достаточным ехидством в голосе, чтобы он смог уловить мой зловредный намек.

Мистер Томас указал на перечень:

— Здесь вы видите модели, размеры и некоторые требования покупателей по определенным сочетаниям цветов, предпочтительным кромкам, масляные или электрические варианты. Есть одна гигантская подвесная электрическая люстра диаметром двадцать восемь дюймов. Сделайте две таких, чтобы мы оставили одну для нашего демонстрационного зала.