Джек Дэнн - Собор памяти

Симонетта прямо взглянула на Леонардо. Глаза её блестели, точно из них вот-вот хлынут слёзы; и Леонардо понял, что Сандро конечно же прав. Её глаза, синие и чистые, как море, были обиталищем призраков. Ему вообразилось, что он смотрит сквозь прозрачную вуаль; что она потеряна для него, потеряна для всего мира.

Миг спустя Симонетта стала собой — уравновешенная, но всё же смущённая. Она крепко сжала руки Леонардо; её ладони, в отличие от его вспотевших рук, были сухими.

— Не спрашивай меня, Леонардо, — теперь ты знаешь всё.

— Мадонна, я...

— А я испортила твою одежду, но она, в конце концов, тёмная, как мой платок, и кровь будет не так заметна.

— Это не важно, — сказал Леонардо. — Принести тебе чего-нибудь выпить?

— Сандро сказал тебе всё, — проговорила Симонетта, сохраняя, однако, вопросительную интонацию. — Нет, вероятно, не всё, милый Леонардо.

— Я не желаю играть в такую игру, — сказал Леонардо.

— Но ведь такова природа всех человеческих отношений, не так ли? — улыбнулась она.

Краска вернулась на её лицо — теперь оно было, по крайней мере, просто бледным. Однако глаза её горели глубинным бледно-синим пламенем, фантастическим разливом: a miracolo gentil [81] Нежное чудо (ит.). .

— Что же в таком случае сказал тебе Сандро?

— Ничего, мадонна, разве только что он тревожится о вас.

— Я скоро уйду. — Она засмеялась, и этот смех заледенил кровь Леонардо. — В сущности, мой дорогой друг, я уже ушла.

— Ты, мадонна, нуждаешься в отдыхе и, вероятно, в перемене жительства. — Леонардо чувствовал себя неуютно, точно рыба, вынутая из воды. — Тебе надо бы вернуться за город и не дышать пагубными городскими испарениями.

— А говорил ли тебе Сандро, что я не выпустила этот его совершенный образ? Я взяла его себе как утешение.

— Я не понимаю, — пробормотал Леонардо.

— Ну конечно же понимаешь. — Симонетта положила голову ему на плечо. — Что страшного в том, что я задохнусь от любви, если я всё равно скоро должна умереть? Моя душа вечна, не так ли? Очень скоро я буду в morte di bacio [82] Тень смерти (ит.). . В моём небесном вознесении я буду молиться за тебя, Леонардо. И за Сандро. Но, Леонардо, не боишься ли ты, что я что-то украду у тебя, как украла у Сандро?

— Симонетта...

— Что же ты не улыбнёшься, друг мой? — спросила она, заглядывая в его лицо. — Твоей душе и твоим идеям ничто не грозит.

— Меня это не забавляет, — сказал Леонардо, высвобождаясь из её объятий.

— Бедный Леонардо, — мягко проговорила она. — Я чрезмерно взволновала тебя. Я боюсь умирать. Мне страшно быть одной.

— Ты не умрёшь, мадонна, — по крайней мере, пока не настанет естественный срок твоей кончины. И у тебя нет нужды быть одной.

— В обоих случаях ты не прав, Леонардо.

— Откуда ты знаешь?

Симонетта печально улыбнулась.

— Может быть, мне было видение.

— А как же Великолепный?

— Он ничего не знает, даже того, что я кашляю. Вот почему в последнее время я не могу видеться с ним часто, и я боюсь, что его и Джулиано это огорчает.

— Тогда позволь им заботиться о тебе.

— Не хочу. Пусть они запомнят меня красивой, если я и сейчас ещё такова, а не такой, какой я стану. Я люблю и любила их обоих, как люблю Сандро. — Помолчав, она добавила: — Я пустила его в свою постель.

Леонардо был потрясён.

— Так он знает... всё?

— О нас и о моей болезни — да, конечно. Но я заставила его поклясться никому не говорить, что я скоро умру. — Симонетта рассмеялась. — Я сказала ему, что мои соглядатаи повсюду, что он не может довериться никому... даже тебе, милый Леонардо; что, если я узнаю, что он пал жертвой влияния Сатурна, я закрою перед ним двери моего дома.

— Ты не боишься, что он от этого опять захворает? — спросил Леонардо.

— Я не допущу, чтобы с ним случилась беда. Он любит меня, как никто другой; я могу хотя бы подарить ему эти дни. Но всё равно он будет страдать. И ты, дорогой мой Леонардо, останешься с ним... чтобы позаботиться о нём. Ты ведь сделаешь это?

— Конечно.

— Тебе не должно показаться порочным, что я хочу прежде, чем умру, привести в порядок свою жизнь, оплатить долги и, быть может, исполнить небольшую эпитимью. Это так же естественно, как отношения между людьми.

— Именно для этого ты меня и позвала? — спросил Леонардо.

— Возможно, — ответила Симонетта. — Но ты, кажется, сердит, Леонардо. Ты сердишься на меня?

— Нет, — сказал Леонардо, — конечно нет. Я просто...

— Потрясён? — перебила она.

— Не знаю, — пробормотал он, смешавшись. — Я чувствую себя таким беспомощным... и бессильным.

— Я обычно действую на мужчин совсем не так.

Симонетта лукаво улыбнулась ему, и Леонардо наконец улыбнулся в ответ. Напряжение между ними исчезло; они обнялись и некоторое время молча смотрели вниз, на улицу под стеной. Леонардо безмолвно восхищался гривой роскошных золотых волос Симонетты. Она была так близко; он легко мог влюбиться в неё, как это случалось с большинством мужчин, имевших честь её знать. Но даже сейчас он не мог не думать о Джиневре; и как бы сильно он ни желал Симонетту, душа его мучительно тосковала о Джиневре.

— А теперь, Леонардо, — проговорила Симонетта почти шёпотом, — ты должен рассказать мне о своём полёте в небеса, потому что я знаю только то, что слышала от других...

Однако их мечтательное уединение было прервано отдалённым тихим стуком.

— Это, должно быть, что-то важное, иначе бы Лука не стал нас беспокоить, — сказала Симонетта. Она дала знак слуге войти — это был тот самый мальчик, который унёс в дом картину Леонардо.

— Вы хотите, чтобы я говорил шёпотом, мадонна? — спросил он, покосившись на Леонардо — чужака — и быстро опустив глаза. Он держал в руках небольшой свёрток из тиснённого золотом бархата и явно нервничал.

— Разумеется, нет. Я не учила тебя таким плохим манерам, Лука. Что ты принёс?

Он передал свёрток Симонетте и добавил:

— Вы сказали, мадонна, сообщить немедля, если Великолепный...

— Он здесь?

Леонардо похолодел от страха: если Первому Гражданину закрыт доступ в эти личные покои, какое извинение найдёт он, Леонардо, тому, что оказался здесь?

— Нет, мадонна, его лакей принёс пакет. Мне не нужно было беспокоить вас?

— Нет, Лука, я тобой весьма довольна. А другой наш гость уже здесь?

— Да, мадонна.

Симонетта кивнула.

— Теперь оставь нас. — И принялась читать записку, лежавшую в свёртке.

— Мадонна, всё ли в порядке? — тихо спросил Леонардо. Он предпочёл не допытываться, кто этот другой гость Симонетты. Воображение рисовало ему нетерпеливого и влюблённого Сандро, который дожидается её в спальне.

— Да, конечно. — И Симонетта развернула свёрток, в котором оказались три соединённых кольца из золота, в которые были вплетены бриллианты — личный геральдический знак Лоренцо, символ силы и вечности.