Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— Кто знал, что Риана ляжет в твою постель? — задал я вопрос.

Дурупи после долгого раздумья едва слышно ответила:

— Во-первых, я. К тому же я предупредила слуг и рабов, чтобы они не заходили в мою комнату, потому что Риана устала и хочет немного отдохнуть. — Подумав ещё немного, она добавила: — Знали об этом и все женщины в доме, стало быть, и те, что вхожи в твои покои.

Потратив несколько часов на допрос всех подозреваемых, мы так и не пришли ни к какому выводу. Расстроенный и сбитый с толку, я отправился к Пасифае, чтобы известить её о смерти Рианы, но её рабыня сказала, что госпожа ещё утром уехала в Фест навестить генерала Тауроса, который собирался показать ей летний дворец в Пелкине.

Почему меня не беспокоило, что моя жена всё больше времени проводит в обществе этого человека? Почему я испытывал даже некоторое облегчение от этого?

Когда я в сопровождении нескольких высших сановников прибыл в Ахарну, был уже почти вечер. Толос находился в Фурни. Большая группа рабов заканчивала приготовление дополнительной камеры в толосе.

Манолис назначил торжественное погребение Рианы на следующий день...

Вернувшись во дворец, я приказал принести две небольшие амфоры с вином. Я пил и то и дело повторял вслух:

— Кто убил Риану? Где искать убийцу? Почему и ей было суждено умереть от укуса змеи?

Чем больше я пил, тем громче звучали мои вопросы, а под конец я вообще перешёл на крик. Никто мне не ответил... Я рассердился и успокоился только тогда, когда, окончательно захмелев, опустился на пол.

К Фурни, некрополю Ахарны, тянулась длинная вереница колесниц, всадников и паломников. Улицу, по которой она двигалась, обступили со всех сторон любопытные. Погребальную церемонию распорядился открыть верховный судья, который накануне контролировал сооружение дополнительной камеры в толосе.

Жрицы исполняли ритуальный танец, музыканты играли, плакальщицы голосили и рыдали.

Привели жертвенного быка. Его связали и уложили на жертвенный стол. Орудия убийства и предметы культа лежали наготове. Среди них находились кинжал, топор и чаша для собирания крови.

Вначале быка оглушили ударом топора, затем жрец перерезал ему горло. Возле жертвенного стола стоял человек, негромко наигрывающий на флейте. Торжественно отделили от туловища голову убитого быка, и теперь музыка зазвучала со всех сторон.

Меня с почётом проводили в дополнительную камеру, где уже находился ларнакс, глиняный саркофаг. В него жрицы заранее уложили тело Рианы. Её одеяние было обшито жемчугом. Волосы украшала спираль, на руках красовались браслеты, а на пальцах — кольца.

После того как под торжественное песнопение ларнакс накрыли крышкой, в углу камеры, смотрящем на юго-восток, поставили десять бронзовых сосудов с пищей, необходимой усопшей на время путешествия в иной мир. Под саркофаг, стоящий на четырёх ножках, поместили ещё три бронзовых сосуда. Вдоль западной стены поставили несколько глиняных кувшинов с дорогим вином.

Прощаясь с Рианой, жрицы сделали ей знак рукой и возложили на закрытый саркофаг жемчужины, золотые ожерелья и два золотых кольца, чем очень тронули меня.

Риане была оказана ещё одна честь: жрецы собственноручно замуровали вход в камеру и вставили в отверстие стены ещё кровоточащую бычью голову.

Я знал, что быка приносят в жертву только божеству, значит, тем самым Риану возвысили до богини. Отрубленная голова жертвенного быка должна была явиться символом принесённой жертвы как для умершей, так и для богов.

— Царскую жрицу очень уважают, — шепнула одна женщина другой.

— С чего ты взяла? — удивилась та.

— Ну как же? Все одеты в те цвета, которые полагается носить по торжественным дням. Разве ты не видишь? Жрецы — в белом, солдаты — в красном, крестьяне и скотоводы — в чёрном, а ремесленники — в зелёном.

Я чувствовал, что в ближайшие недели буду доставлять своим приближённым всё больше неприятностей. Не оттого ли, что много пью, часто прихожу в ярость и в результате становлюсь несправедлив?

Ни днём, ни ночью мне не давал покоя вопрос: кто же мог так ненавидеть Риану, чтобы решиться на убийство? Кто выиграл от её смерти?

Собственно говоря, только Дурупи и Сарра...

Когда мне не спалось, я постоянно разговаривал с Рианой. Мне казалось, она стоит передо мной как живая. Я видел её глаза, её волосы, её губы. Мне чудилось, что я вижу её руки, которые умели так успокаивать, и слышу её голос. Однажды я спросил, что за человек Манолис, она ответила:

— Он — критянин и любит Крит. Он любит всё, что помогает Криту обрести счастье. А всё, что может навредить Криту, ненавидит. Он стремится превратить Кносс в центр всеобщего религиозного возрождения. Он призывает восстановить все храмы и культовые пещеры. Он много разъезжает по городам и деревням, не гнушается самым мелким торговцем, ремесленником, самым захудалым крестьянином и пастухом. Где бы он ни оказался, он не устаёт восхвалять богов и охотно даёт людям за готовность служить богам любые обещания, хотя потом, когда добивается своего, часто не выполняет их... Одному крестьянину он пообещал каждый день приносить за него жертвы, если тот отдаст свою дочь жрицам или отпустит сына служить богам, и не сдержал слова. Он отнял у вдов пашню, которая была для них единственным источником существования, обещая взамен свою помощь, однако, очутившись спустя несколько недель в том же месте проездом, даже не поздоровался с ними...

Мне вспомнилось, что она не раз говорила мне: верховный жрец не прочь стать царём Кносса и всего Крита.

Беспокойство не оставляло меня, так что после погребения Рианы я много дней и недель бродил по дворцу, заводя разговоры с чиновниками, слугами и рабами.

Чтобы отвлечься, я заглянул к гончарам, удивляясь, как быстро им удаётся сделать из куска глины прекрасное блюдо.

Потом зашёл к специалистам по обработке кожи. Они изготавливали немало изделий, начиная со щитов и кончая кузнечными мехами.

Не пропустил я и мастерскую, где делали печати. Почти поголовно неграмотное население использовало печати вместо подписей, а также для удостоверения свой личности. По мере расширения торговли спрос на геммы неуклонно возрастал. Я стремился добиться от гравёров изготовления печатей, которые стали бы столь же ходовым товаром, как и до наводнения, тем более что критяне преуспели в этом искусстве.

Вскоре я возобновил свои поездки с инспекционными целями, избрав на этот раз несколько селений в горах.

Однажды я остановился на отдых в небольшой деревушке, и меня пригласил к себе в дом какой-то старик. Я знал непреложность закона гостеприимства и никогда не отказывался от подобных приглашений.