Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

Я повертел в руках керамику и передал её отцу. Затем, возбуждённый увиденным, отправился в свои покои.

В коридоре мне встретилась Пасифая. Мы обменялись на ходу приветствиями. На ней, как обычно, была одежда, скрывавшая фигуру до самого горла. Пышные рукава в сборку ниспадали на руки, так что не было видно даже пальцев.

— Почему ты так странно смотришь на меня, у меня что-то не так? — спросила она с обидой.

— Да ведь в свои двадцать лет ты всё ещё молодая женщина. Зачем ты всегда одеваешься, словно мумия?

— Такова мода, — с вызовом ответила она. — Что ты понимаешь в женщинах?

— Возможно, больше, чем ты в мужчинах. Одежда призвана украшать, молодить и доставлять радость. Ведь женщине очень хочется нравиться, не так ли? Одеваясь красиво, ты проявляешь уважение к своей семье, к тому кругу, в котором вращаешься, а значит, и ко мне. Почему ты ведёшь себя как старуха? Девушки стремятся доставить радость мужчине своими броскими нарядами. Теперь у тебя есть муж, и ты полагаешь, что он — твоя собственность, значит, тебе больше нет нужды украшать себя для него. Но это большое заблуждение.

— Ты был у Сарпедона?

— Нет, а зачем?

— Он болен, тебе следовало бы навестить его.

— Я собираюсь на охоту, — отмахнулся я. — У моего брата есть лекари, несколько жён и рабы, которые выполняют малейшую его прихоть. Что мне там делать?

— Проявить участие. Но сочувствие, — она насмешливо взглянула на меня, — похоже, тебе чуждо.

— Хочешь поехать со мной? Я приказал заложить экипаж...

— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда убивают животных...

Я кивнул и прошёл мимо. Пока я переодевался, раб сообщил, что во дворе меня ждёт Келиос с охотничьим экипажем.

— Передай ему, что я сейчас приду, — распорядился я.

Когда я очутился рядом с Келиосом, он поинтересовался:

— Твоя жена поедет с нами?

— Нет, но...

Он улыбнулся и указал рукояткой бича на окно.

— Айза?

Собственно, я уже несколько дней не вспоминал об Айзе, хотя знал, что она любит охоту и быструю езду в экипаже.

— Приведи её, — сказал я, отправляясь за своим оружием.

Когда я вновь оказался во дворе, Айза уже была там. Она стояла, кокетливо прислонившись к колесу экипажа, и улыбалась мне счастливой улыбкой.

— Что ты можешь, предложить нам, Келиос?

Тот поглядел вдаль и сделал вид, будто принюхивается к запаху животных, на которых можно поохотиться.

— Пора отправляться, — сказал он. — Кроликов, серых куропаток и диких гусей мы найдём всегда. Мы могли бы поискать косуль и кабанов. Я знаю одну долину, где встречаются дикие быки, но там нам потребуются борзые. — Потом он с сомнением оглядел меня. — Ты не взял ни одного дротика, только лук со стрелами, поэтому, самое большее, мы добудем несколько косуль.

— Экипаж превосходный, — похвалил я и поднялся в него. Айза проворно, словно газель, последовала моему примеру и расположилась так близко за моей спиной, что я чувствовал её дыхание.

— Этот экипаж твой отец получил около месяца назад от одного владельца поместья, — скупо отозвался Келиос. — Это ежегодная дань. А с ним ещё пару лошадей, пятьдесят овец, несколько кувшинов с мёдом и четырёх рабов, каждый из которых нёс огромный чан с пшеницей.

Келиос хлестнул лошадей, и они сразу же рванули галопом.

Левой рукой Айза держалась за экипаж, а правой — за моё плечо.

— Вот здорово, — ликовал я. — Оружие, лошади, собаки, сражения, охота и прекрасные женщины!

На одном из поворотов — Келиос так правил лошадьми, словно участвовал в состязании колесниц — Айза потеряла равновесие и обеими руками уцепилась за меня.

— Ты ещё любишь меня? — неуверенно спросила она, подставляя мне губы.

— Очень, — негромко произнёс я в ответ.

— И Пасифаю?

Я криво усмехнулся.

— Ты ведь знаешь её. Она одевается, будто мумия, и ко многим вещам совершенно безразлична. Мне пришлось жениться на ней, потому что она — единственная дочь царя, которого отец очень ценит. Кроме того, её отец — важная персона в Микенах. Я должен был повиноваться своему отцу и... — я страстно поцеловал её, — и вот у меня жена, холодная и бесчувственная, словно камни дворца, в котором она выросла.

— Гелике ещё приходит к тебе? — спросила она, взглянув на меня почти раболепно. При этом она задела Келиоса. Случайно это получилось, или она сделала это намеренно, чтобы привлечь его внимание к нашему разговору?

— Я не люблю Гелике, — добавила она.

Я заметил, как ожесточилось лицо Келиоса. Он выдвинул подбородок, словно опять готовился к борьбе. Боялся ли я его? Я с ужасом припомнил, как мы с ним недавно орудовали кинжалами, и так и не мог понять, почему не решился тогда казнить его.

— О чём ты думаешь? Почему у тебя такое злое лицо? Ведь могу же я признаться, что не люблю Гелике?

Случайно или нет, но говорила она очень громко.

Потом она взяла мой лук и попробовала натянуть его.

— Кажется, он сделан из рогов дикой козы? — спросила она, и мне почудилось, что она произнесла эту фразу, лишь бы что-то сказать.

Я кивнул и стал любоваться, как искусно Келиос управляется с лошадьми.

Мы проезжали мимо склона, заросшего кустарником и покрытого невысокими деревьями.

— Косуля! — крикнул Келиос, показав бичом вправо, и принялся нахлёстывать лошадей. Те заржали, а по дну долины промелькнуло, словно тень, стадо косуль.

— Стреляй, стреляй! — взвизгнула Айза, затопала от радости ногами и начала обнимать меня, так что в цель попала только четвёртая моя стрела.

Домой мы возвратились с одной-единственной косулей.

Когда мне исполнился двадцать один год, мне разрешили принимать участие в важных заседаниях и переговорах. Однажды прибыл какой-то египетский министр, преподнёсший моему отцу в качестве подарка от своей страны чудесные меха, два огромных слоновьих бивня и трёх рабынь.

— Покажи мне этих девушек! — попросил отец и мельком взглянул на меня. Я знал его привычки. Когда он так внимательно смотрит на меня, значит, за этим что-то кроется.

Невысокая полноватая девица была родом из Анатолии, вторая оказалась такой чёрной, с такими густыми вьющимися волосами, что её происхождение не вызывало ни малейшего сомнения. Потом я взглянул на третью рабыню. Бледная, с длинными и густыми чёрными волосами, она мне очень понравилась.

Я взглядом попросил разрешения у отца. Он утвердительно кивнул, и на губах заиграла поощрительная улыбка.

— Кто ты? — спросил я девушку и хотел взять её за руку.

— Не будь таким дерзким, — грубо пресекла она мою попытку.

— Она иудейка, — пояснил египтянин.

— Иудейка? — испуганно воскликнул один из придворных.

Другой пошутил:

— Что за беда? Ты думаешь, что иудейка не так сладка, как египтянка? Просто они более гордые, и по этой причине с ними труднее... — он задумался, подыскивая подходящие слова, — иметь дело, но это придаёт их любви особую прелесть.