Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

Уже вскоре я почувствовал себя несмышлёным ребёнком. Потом стал уважать Нелея. Я чувствовал, что ему удалось зажечь во мне какой-то свет. Он помогал мне набираться ума, став учтивым и благородным.

Однажды мы разговорились о благодарности.

— Чувствовал ли ты хоть раз благодарность от всей души? — спросил он задумчиво.

— Чувствовал, когда Гайя спасла меня. Она отдала за меня жизнь. Тогда я испытывал огромную благодарность.

— Нет, нет, — удручённо заметил он, — благодарность ещё прекраснее, когда она исходит от сердца, она дороже высказанных жалких слов.

В другой раз он спросил:

— Был ли ты хоть раз по-настоящему счастлив?

— Был, когда отец подарил мне первую лошадь и первых собак.

Афинянин неодобрительно покачал головой:

— Это не было счастьем. Истинное счастье — не что иное, как свобода и спокойствие. — Он поправился: — Разумеется, я имею в виду внутреннюю свободу и внутреннее спокойствие. И то, и другое — извечное стремление человека, — пояснил он. — Нужно только присовокупить к понятию свободы слово «счастье». Счастье — свобода, а свобода — всегда счастье.

Как-то я возвращался со стадиона, где обучался борьбе на коротких кинжалах. Мне повстречался Ритсос, и я, возбуждённый и гордый, увлёк его в свои покои и завёл разговор о спортивных площадках, домах, дворцах и башнях.

— Когда я стану царём, то возведу много крепостей и замков, — хвастался я. — Приходи тогда ко мне, и мы построим город, в котором будут не только храмы, порты, улицы, но и спортивные сооружения.

Критянин задумался, ухватил пальцами шерстяную нитку, торчавшую из скатерти, и принялся вытягивать её.

— Улитка не строит своего дома, он сам вырастает из неё. Дай всем расти достойно, иначе в твоих городах и дворцах некому будет жить.

К нам подошёл Нелей. Он кивнул Ритсосу, и я почувствовал, что оба прекрасно понимают друг друга. Я принялся критиковать своих братьев, но Нелей мудро заметил:

— Разве какой-нибудь цветок или какое-нибудь дерево говорит другому: «Ты безобразен, я не хочу стоять рядом с тобой»? Разве все они не растут из одной и той же земли, разве не существуют все они благодаря одному и тому же солнцу?

Раб принёс вино и свежеиспечённые лепёшки. Мы выпили, помолчали, потом вновь заговорили о разных проблемах, и вдруг заметили Пандиона, который стоял на террасе и прислушивался к беседе.

— Да, — сказал он, — когда-нибудь ты станешь возводить города, чтобы принести счастье многим людям. Однако, — он замялся в поисках нужных слов, — тебе не следует забывать и о том, что люди, которые будут жить в этих городах, могли подчиняться порядку.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Страна достигает расцвета только в том случае, если все стороны её жизни регулируются, если всё имеет свой порядок. Он необходим и крестьянину и горожанину. Порты, охрана побережья, строительство и ремонт судов, рыбная ловля, горное дело — всё нуждается в собственных законах, способных обеспечить защиту и всестороннее регулирование. Помни, Минос, тебе надлежит совершенствовать этот порядок, если он недостаточно хорош.

Ритсос кивнул.

— Государство имеет права, но оно должно иметь и обязанности.

Пандион задумался, но затем продолжал:

— В обществе существуют различные сословия: жрецы, воины, крестьяне и ремесленники. Закон призван заботиться о том, чтобы они не конфликтовали друг с другом.

— Царевич, — вмешался Ритсос, — нужно помочь и чужеземцам, крепостным и рабам. Почему раб вроде меня лишён всех прав?

Я тотчас воскликнул:

— Когда я стану царём, я позабочусь, чтобы подневольный человек обладал одинаковыми правами со свободным!

Сооружая из глины игрушечные города, порты и улицы, я попутно начал интересоваться тем, какие законы существовали у нас и в других странах.

Спустя несколько дней ко мне в комнату вошёл Пандион и прямо с порога сказал:

— Человек жаждет справедливости; что бы ты ни делал, не забывай об этом!

— Справедливости... — повторил я и кивнул. — Да, я хочу быть справедливым, когда-нибудь я стану издавать мудрые законы.

— Представь себе, Минос, около двух веков назад был царь по имени Хаммурапи. Он был величайшим царём Вавилона, ибо издавал хорошие законы. Уже царь Ура, его звали Урнамму, считался не только могущественным правителем, но и прославленным законодателем. Рассказывают, что он отменил несправедливые налоги, вёл борьбу со злом и насилием. Он установил семь единиц измерения и заботился о том, чтобы заносчивость и обман не оставались безнаказанными.

— Когда жил этот Урнамму?

— Приблизительно шестьсот лет назад. Впрочем, у хеттов гоже были образцовые законы. — Помолчав, он продолжил: — Было бы неплохо, если бы существовал родовой суд, ибо только мудрецы рода могут судить, что хорошо и что плохо. Супруг помимо обязанностей должен иметь и известные права. Если у него жена предаётся противоестественной любовной страсти, позоря честь семьи, он должен иметь возможность со всей суровостью приструнить эту женщину, не нарушая тем самым закон, — закончил он.

Почему в этот момент я вспомнил о Пасифае?

Ритсос поднял руку. Я кивнул в знак согласия, и он горячо заговорил, что необходимо больше защищать женщину.

— Мы все рождены женщиной, она дала нам жизнь и заслуживает за это благодарности. Есть страны, где дети получают фамилии матерей, а не отцов [12] Фамилия в Древней Греции представляла собой культовую общину, в неё входили лица, подчинённые хозяину дома (жена, дети, рабы). . Если кто-то из детей поинтересуется, кто он такой, ему назовут фамилию его матери и перечислят её предков по женской линии. Мать обладает особыми правами. Если свободная гражданка вступает в связь с рабом, их дети считаются благородного происхождения. У нас на Крите женщинам отводятся самые важные роли в служении богам — они жрицы, танцовщицы и богомолки. Прежде, когда культуры ещё не существовало, всё находилось в общей собственности, в том числе и женщина; она была такой же собственностью, как пашня. Это нехорошо, царевич, нужно воздать должное и критским матерям.

Направляясь в храм, мы повстречали Сарру.

— Почему ты так странно смотришь на меня? — спросила она почти испуганно.

— Твоя прежняя жизнь была нелёгкой. Ребёнком ты попала в неволю, стала рабыней. Когда же начались ваши беды в Египте?

— Мы попали в кабалу около ста десяти лет назад, когда египтяне изгнали гиксосов. Они обращались с нами как с пленниками, хотя мы были свободными людьми.

— Все не без греха, — заметил я. — В характере вашего народа несомненно есть нечто такое, чего вам не прощают. Может быть, вы делаете что-то, чего не должны были бы делать, живя бок о бок с другими народами?