Роберт Картер - Меч войны

— Назир Джанг! Ваше высочество! Послушайте меня!

Дюжина всадников промчалась наперерез, отрезав ему путь. Он бежал вниз по склону, пока хватало сил, затем остановился, задыхаясь. В двухстах ярдах от него набоб Куддапаха стоял на слоне перед своими недвижными войсками.

Почему Абдул Наби Хан не вступил в бой с французами, как приказал ему низам? Причина могла быть только одна.

Назир Джанг в гневе приближался к набобу. Солдат в ходахе поднял джезал, прицелился в низама и выстрелил.

Назир Джанг не мог поверить своим глазам. Его слон продолжал бег. Крики низама были полны ярости. Он сжимал меч в диком гневе. Как посмел солдат стрелять в него? Никакой выстрел не может повредить ему. Он не надевал латунного нагрудника, пренебрегая смертью. Разве он не был низамом, субахдаром Юга? Владельцем Талвара? Ограждённым заклинаниями? Дважды ограждённым! Бриллиантом с рубином!

Следующий выстрел из карабина самого патана попал Назир Джангу точно в сердце.

Талвар вылетел из его руки. Самого его выбросило из сиденья ходаха, и он тяжело упал на твёрдую землю.

Внезапная тишина окутала эту сцену, как тяжёлое одеяло. Первые лучи поднимающегося солнца, сверкающего как красный глаз, засияли над землёй.

Никто не смел двинуться. Затем набоб Куддапаха сошёл на землю. Он поднял Талвар, отрубил голову Назир Джангу и с усмешкой насадил её на конец копья.

Хэйден оказался в толпе, влекущей его обратно на холм. Впереди ехал набоб со своим ужасным трофеем. Хэйден чувствовал себя опустошённым, ослеплённым зловещим светом проклятого бриллианта. Когда они достигли пленника в цепях, тот закричал, повторяя стихи из Корана, наполняя свои последние секунды на земле словами из сороковой суры: «Верующий».

Но, к изумлению Музаффар Джанга, цепи были сняты с него. Он смотрел, широко раскрыв глаза, как они набрасывают мантию на его плечи, патан кладёт его бесчувственные руки на рукоять Талвар-и-Джанга. На его голову надели тюрбан назира, скреплённый Глазом, который недавно был отнят у него.

Те, кто насмехался над ним, теперь упали ниц перед новым правителем; те же, кто готовил его триумф, ликовали.

Аркали ждала среди ковров и подушек, уносясь взглядом сквозь каменную решётку туда, где собирались облака в подернутом дымкой небе.

Через оконный переплёт перед ней представал древний и неизменный вид. Мощно укреплённый город был построен на цельной скале, возносившейся на сотни футов над окружающей землёй. Наверх вели ступени лестницы, начинающейся возле священных водоёмов с западной стороны и поднимающейся с колоннадами храма и павильонов, предназначенных для отдыха паломников-индусов. Наверху стояла пагода, в которой, как ей говорили, были сотни языческих идолов различных индусских вероисповеданий. Над ней развевался огромный зелёный флаг набоба, не мешавший индусам совершать свои ритуальные восхождения. Сколько часов уже она провела, наблюдая, как паломники очищаются в водоёме и затем медленно поднимаются по ступеням, чтобы совершить поклонение богам!

«Скоро уже. Это произойдёт сегодня. Один смелый шаг — и ожиданию придёт конец, — думала она. — Прошли недели, прежде чем я осознала, что в действительности произошло со мной. Как глупо. Ведь я слышала много рассказов о европейских женщинах, взятых в зенаны местных князей. Почему же я не могла поверить, что именно такая судьба постигла и меня? Я не была захвачена работорговцами, меня взяли заложницей ради выкупа. Меня просто поймали, как бабочку».

Когда Аркали привезли в Тричинополи, она была в ужасе. Её одежды были грязны и разорваны; она страдала от травм и была физически истощена... Они надели на неё длинные чёрные одежды, Захир связал её и посадил в паланкин. А когда её вывели наружу, она увидела, что оказалась не в ужасном подземелье, но в каком-то подобии дворца, населённого исключительно женщинами.

Находясь в шоке и почти неспособная стоять, она воспринимала происходящее как смесь сна и игры воображения. Её купали, мыли и смазывали маслами обнажённые служительницы, которые представлялись ей темнокожими ангелами. Затем она долго и глубоко спала, должно быть весь остаток дня и следующую ночь.

Аркали проснулась утром достаточно рано, чтобы увидеть, как солнце поднимается над туманными холмами, простирающимися на много миль к востоку, и услышать заунывные мусульманские молитвы благодарности за день, который был уже написан.

Странно было проснуться одной, во дворце, который был, может быть, раем или языческим представлением о рае. «Не может быть, — думала она в благоговейном страхе. — Либо эти мавры оказались правы, говоря о Боге. Но тогда разве возможно оказаться в раю с телом, измождённым и израненным? И что это за небеса, от которых нельзя добровольно отказаться?»

Аркали вздохнула, сидя с безрадостным лицом. За месяцы со времени похищения она, похоже, выплакала все слёзы. Она перепробовала всё, начиная от попыток побега и кончая отказом от еды, но безрезультатно. Ей пришлось отказаться от мысли о свободе.

Жизнь её тюремщиков казалась ей невозможной. Бесстыдство их наготы поражало её. Они непрерывно мылись и купались, кажется, пять раз в день, что, она знала, должно в конце концов подорвать здоровье и психику любого цивилизованного человека. Ужасно, что они ожидали и от неё того же самого. Единственно, ради чего можно было выносить это постоянное отмачивание — это то, что купания позволяли смыть хотя бы часть ароматных масел и духов, которыми они натирали друг друга.

Женщины относилась к Аркали как к экзотической игрушке. Она завораживала их, и они часто окружали её, глядя как дети, раскрыв от изумления рот. Аркали визжала и отбивалась от них, но это не оказывало никакого воздействия. Вскоре она поняла, что самым необычным для них является цвет её кожи и волос, что, казалось, было для них признаком благородства и ценилось чрезвычайно высоко. Они трогали её и даже царапали веснушки на руках, как будто могли отскрести их или смыть водой.

Аркали заметила существование здесь жёсткого социального порядка. Все обязанности исполнялись служанками: здесь были подметальщики и одевающие, те, кто наблюдал за приготовлением пищи, и те, чьей единственной обязанностью являлось избивать непокорных или украшать их по моде этой страны. Были тут и молодые девушки, выглядевшие как проститутки; были и те, кто находил покой в уединении, а также те, кто проводил время в молитве. С мнением некоторых старших матрон считались все, когда они совершали обход в сопровождении мужчин, подобных которым она не видела никогда ранее.