Роберт Картер - Меч войны

После их спасения из Амбура Мухаммед проявил благодарность к ней, публично отведя обвинения, которые он выдвигал против неё двумя днями ранее. «Злобный заговор, — как он назвал это, — ложь, распространённая змеиными языками сплетников Чанды Сахиба, который сам является шайтаном, порождающим крокодилов и испускающим всяческую неправду и безбожие».

Когда Мухаммед даровал ей жизнь, она обещала быть покорной ему во всём и мирно жить в зенане в Тричинополи. Сейчас Ясмин отложила свою вышивку, задумавшись о тяжёлом грузе этого обещания. Она была одинокой; Джилахри, её белочка, не спаслась из Амбура. Ясмин отказалась от своей любви, загасив в себе пламя воспоминаний о ней. Она согласилась наконец быть женой Мухаммеда, как он хотел всегда.

Но сам он не изменился. Не успели снять повязки с его глаз, как он нарушил договор, взяв женщину-ангрези в зенану. Это был утончённо жестокий шаг, имеющий целью постоянно напоминать ей о Хэйдене, держа рядом белую женщину...

— Почему ты не возьмёшь её к себе? — спрашивал Мухаммед. — Мне говорят, что ты избегаешь её. Помни, что ты обещала поддерживать мир в моей зенане.

— Я не обижала её, господин.

— Но ты и не помогала ей.

— Почему я должна делать это?

— Ты говоришь на её языке. Почему ты противишься мне, когда обещала быть покорной?

— Я не противилась тебе.

— Тогда возьми эту женщину к себе, помоги освоиться и приготовь её для моего наслаждения. С тем, чтобы однажды я мог бы насладиться ею, как цивилизованный человек.

Она опустила глаза и подчинилась его повелению. Так произошёл их первый разговор.

— Не правда ли, эти розы чудесны в вечерней прохладе?

— Вы говорите по-английски?

— Не очень хорошо.

— О, слава Богу! Слава Богу!

Англичанка опустилась на колени и заплакала, но позже они разговаривали опять, и женщина проявляла враждебность к ней, как будто Ясмин была виновна в том, что её привезли сюда.

— Как вас зовут?

— Это не ваше дело!

— Я понимаю ваш гнев, но здесь он не поможет вам.

— Я должна выбраться из этого кошачьего дома. Должна. Иначе я сойду с ума!

— Это — не кошачий дом. Мы называем его нашей зенаной. Это означает «защищённый». Мы защищены здесь. Это наш дом.

— Но вы все заключённые!

— Мы... в укрытии. Как вы называете это — убежище? Святилище?

— О да, укрыты, кроме одного, кто управляет вашей жизнью!

Ясмин спокойно спросила, желая и сама узнать ответ:

— А разве в вашем христианском замужестве вы не отдаёте себя одному мужчине?

— Я не буду обсуждать это с вами. Скажу лишь, что ваш отвратительный обычай превращает женщин в животных. Вас принимают за скотину, а вы не возражаете.

— Как можем мы возражать против законов Бога?

— Как можете вы говорить, что это — Его законы? Если бы это были Его законы, мы исполняли бы их в Англии.

«Англия, — думала она, — как Хэйден хотел поехать туда». По его словам она построила свой образ этой страны — страны разума.

— Во дни Пророка Мухаммеда, да будет мир на нём, многие мужчины погибали на поле битвы. Разве не правильно было одному мужчине иметь нескольких жён? С тем чтобы ни одна из женщин не была лишена материнства и исполнения своего предназначения? Вот почему мы радуемся сыну, ибо из мальчика вырастает солдат, а во времена войн солдаты нужны. Вот почему закон Бога разумен.

— Вы говорите о жёнах, когда имеете в виду проституток. Набоб содержит здесь своих любовниц. Оскорбительно, когда жену заставляют жить с проститутками мужа.

Ясмин подавила гнев, вызванный этими словами, и заставила себя ответить спокойно:

— Я думаю, вы имеете в виду куртизанок.

— Я имею в виду проституток. Как вы!

— Прошу прощения, но я — жена того, о ком вы говорите. Это вас взяли сюда проституткой!

Они долго глядели друг на друга, а затем Аркали ударила её по лицу. Ясмин ответила тем же и оставила её плачущей.

Позже она опять пришла к англичанке с банановым листом, на котором были разложены деликатесы.

— Я сожалею, что ударила вас, — сказала она в наступившей тишине. — Но вы заслужили это. Ради вашего блага вы должны научиться склоняться на ветру как тростник. Жизнь здесь может быть хорошей...

— Хорошей?

Горечь и гнев, вместившиеся в это единственное слово, были безграничными.

— Да, хорошей. Для этого необходимо быть открытой. Вы должны понять, что это — мир, созданный для радостей женщины; так же как и для радостей нашего господина. Вы должны смягчиться, и тогда увидите сами.

— Смягчиться? — язвительно спросила Аркали.

— Немного расслабиться.

— Я здесь пленница!

Ясмин почувствовала стыд от собственного лицемерия, зная, что должна чувствовать англичанка. «Я сама оставила свои мечты, и у меня слова застревают в горле, когда мне приходится вытаптывать мечты другой. Но я должна сказать всё, чтобы помочь этой упрямой англичанке...»

— Мы все пленники чего-либо. Вы, я, наш господин. Английские солдаты и торговцы. Все. Даже субахдар Декана, Назир Джанг, даже он — в плену своего положения. Скажите мне, кто истинно свободен?

Англичанка не сказала ничего, но через час она взяла один сладкий кусочек с листа-подноса.

«Хорошо, — думала Ясмин. — Это, по крайней мере, начало. Сначала ты должна уступить. Затем откроешь свой разум к пониманию наших обычаев».

Вовсе не мысль о возвращении набоба заставила Аркали искать яд. «Всё просто, — думала она. — Человек, такой, как я, которая привыкла, чтобы всё совершалось по-моему, не может долго находиться в условиях плена без разрушительных последствий для него. Чем дольше продолжается, тем большей пыткой становится для меня заключение. Такова моя природа, и поэтому мне необходимы эти кристаллы. В них — моя сила».

Она взяла кувшин для воды и небрежно вышла наружу. На территории, расположенной внизу, слышались весёлые крики, смех, взвизгивания — это молодые женщины забавлялись невинными играми, развлекались, дёргая ослов за хвосты.

Далее, в цветочном саду, было одно тайное место, где женщины и девушки могли взглянуть на внешний мир. Когда-то семейство мангустов прокопало ходы в земле под фундаментом стены, огораживающей сад. В осевшей стене образовалась трещина. Сама стена была шестиметровой высоты, из каменных блоков толщиной в длину руки, но штукатурка, которой заделали треснувшую старую кладку, высохла и обвалилась. Выскользнуть через щель было невозможно, но можно было приложить глаз к расщелине и увидеть кусочек наружного мира. Аркали сидела там много раз, глядя на узкую полосу дороги, наблюдая за людьми: паломниками, взбирающимися на скалу, торговцами, работниками, носильщиками, тяжело идущими под своим огромным грузом.

Она достала порошок, взглянула на него и от страха закрыла глаза.