Юрий Малевинский - Дороже всякого золота [Кулибин]

— Оставляй, Алеха, запас по толщине.

При сборке Кулибин собирался доводить каждый зуб в отдельности.

По записям в журнале видно, какими материалами пользовались Иван Петрович с учеником в Подновье: тонкая латунь, жженое олово, чугун, зеленая медь, серебро, сталь русская. Все это обошлось в 136 рублей 92 копейки.

Иногда Иван Петрович делал передышку, чтобы отдохнули глаза. И тогда мечтали о будущих часах.

— Вот закончим часы «яичной фигуры», — говорил Кулибин, — и начнем с тобой, Алеха, планетные — для звездочета. Чтобы был в них полный календарь на целый год. Чтобы показывали месяц, число, день недели, часы, минуты, секунды, движение небесных светил. А еще хорошо для крестьянина календарь сделать с указанием, когда какие работы производить.

— А то они не знают?

— Кто знает, а кто и нет. Да не в этом дело. Не купит крестьянин наши с тобой часы, дороги они. Часовую мануфактуру нужно строить, станки в нее наставить токарные, шлифовальные, таких, как ты, ребят обучить художествам и грамоте, чтоб умные книги могли читать.

Иван Шерстневский жил в Нижнем. Парень как парень, только не ходил он на гулянья, все больше около мастерового люда крутился. Потом сам сделал шкатулку с музыкой. Откроешь крышку — дзинь-дзинь-тринь. Увидел эту шкатулку Хурхом.

— Кто сделал?

— Да хоть бы и я!

— Ивану Петрову показывал?

Я Сидору Иванову показывал, он поклон тебе передавать наказывал.

— Ты зубы не скаль. Иван Петров человека из тебя может сделать.

— А я кто, по-твоему?

— Бродяга. Кто ж еще?

— Ну ты! — грозно подступал Шерстневский.

— Не грозись, пойдем лучше к мастеру Ивану Петрову. Каждый день потом сыт будешь.

Подумал Шерстневский, что поколотить рыжего всегда успеет, и пошел за ним к мастеру Ивану Петрову.

Это было еще до переезда в Подновье. Так у Кулибина оказалось два ученика. Только Алексей свой, домашний, а Иван Шерстневский придет, поглядит-поглядит, да и пропадет на полгода. Спросит Иван Петрович:

— Где был?

У того один ответ:

— На богомолье.

Догадывался Иван Петрович, на какое «богомолье» Шерстневский ходил: то о тульских мастерах речь заведет, то о кузнецах уральских. А тут прибежал в Подновье:

— Петрович! Купец Извольский чудные вещи в Нижний привез. Трубу, через которую видно, как на луне люди бегают, а через другую трубу можно у блохи глаза разглядеть. И еще он привез машину, которая молнии мечет, электрической называется. Ох и чудеса в решете.

— Людей-то на луне ты сам видел? — спросил Алешка.

— Головы большие, сзади хвосты лошадиные.

— Будет выдумывать, — остановил Иван Петрович. — Лучше скажи: откуда Извольский приборы привез?

— Из Англии будто.

На другой день Иван Петрович уехал в город.

Загрустил Алексей после отъезда учителя. За что ни возьмется — не идет работа. Многому научился он у Ивана Петровича: и точить, и пилить, и в литейном деле стал понимать. А чеканка? Хитрое это рукоделье, но и тут преуспел Алексей. Чутьем каким-то дошел до тонкостей волшебного рисунка. И в часах знал Алексей что к чему.

Иногда с учителем по соседним деревням ходили, спрашивали: где умельцы живут? Указывали на разных. Одни в кузнечном деле были мастаки, другие — в резьбе по дереву, третьи — по литейному ремеслу. Жили те люди в черных курных избах, будто в норах, а вещи делали отменные. Жаден был Алексей до разных ремесел. Пока учитель ведет беседу с хозяином, все разглядит, все разузнает. Любил Алексей сидеть с мужиками у деревенских кузниц. Такого тут наговорят о разных умельцах, что потом ночь спать не будешь. У одной кузницы завели разговор об Олене с золотыми рогами. Кузнец Федотыч, кряжистый, как луговой осокорь, с огненной бородой и детски ясными голубыми глазами, рассказал, что Олень с золотыми рогами посещал их деревню.

— Было это, кажись, на Николу зимнего, — говорил он нараспев, — я тогда мальчишкой глупым был. Отец мой в те времена первым кузнецом славился. Такую меленку-ветрячок для господ выковал, что все диву давались. Была та меленка не больше горошинки. Стоит только подуть легонько на лопасти ветрячка, запорхают они мотыльками, и музыка польется. Один гость, сказывают, большие деньги давал за отца князю, но тот не уступил. «Есть, — говорит, — у меня на продажу Федот, да не тот, а этот Федот пущай у меня живет». Думал князь, что отец ему еще работу сготовит, чтоб весь мир удивить. Сделает ветряк величиной с просяное зерно. Была у отца охота такая. Но тут посетил его Олень — золотые рога. Отец в ту пору в кузнице был. А кузня, вестимо, на отшибе. Не знаю, какой там у них разговор произошел, но только нашли мы наутро отца верстах в трех от села окоченевшим. Морозы Никольские лютые были. Сначала нам невдомек, отчего такое с отцом случилось. А опосля около кузницы отпечатки копытцев на снегу нашли, и червонцы к порожку брошены. Мать подобрала их и в крынке под печкой спрятала. Захоронили отца, домой возвратились. Мать убивается, я реву, сестричка тоже вся в слезах. И заходит к нам старик древний по прозванию Иона. На самом краю села он жил и кормился божьим именем. «Не сокрушайся, — говорит он матери, — великое чудо свершилось: посетил твоего Федота Олень с золотыми рогами. Сам я видел, как он возле кузницы копытом бил. Забрал он твоего Федота в царствие божие, как самого первого умелого мастера». На девятый день поминание отцу делалось. Сунулась мать под печку, а там в крынке заместо червонцев горсть золы. Ахнула она и к Ионе побежала. А тот и говорит ей: «Пошто ты брала-то их, дура баба. Ушел твой Федот к отцу небесному первым умельцем, а ты корысть от того хотела иметь…»

Сидит Алексей возле дома на бревнышке и разные подобные истории вспоминает. «И вправду, должно быть, есть на свете Олень с золотыми рогами, раз о нем такая молва идет». Кажется, ничего бы не пожалел, лишь бы повидать его. Но как? Является он только к самым лучшим мастерам. Эх, подучиться бы еще у Ивана Петровича.

Поглядит Алексей на дорогу. Нет, не едет учитель. И снова тоскливо на душе.

Не спеша, с достоинством подошел Фрол. С прищуром посмотрел на Алексея.

— Сидишь?

— Сижу.

— То-то. Небось нету хозяина-то, вот и сидишь.

— А хошь бы и так, — небрежно ответил Алексеи и как гусь повернул голову на длинной шее.

— В городу, что ль, Петрович-то?

Алексею хотелось сказать что-нибудь неприятное этому сытому и важному человеку в новом суконном кафтане. С детства недолюбливал он сытых и важных. Они напоминали ему городового Пантелькина, который чуть что давал зуботычины каждому, кто под руку попадется.

— Может, и в городу, — отвечал Алексей, — тебе, что за дело?