Аркадий Крупняков - Есть на Волге утес

«А кадомский воевода Аристов с женою и с подьячим ис Кадома бежал и жил в Подболотье-селе дни с 3, а ис села куда съехал, мне не ведомо».

«А в Саранску остался тот воровской донской казак, а от себя посылал Федьку Сидорова и велел ему быть атаманом. И он-де, едучи ис Саранска, по дороге збирал вольницу в казаки…

…Ему же, Андрюшке, воровские казаки сказывали, что в Шацком уезде ходит баба-ведунья, вдова, крестьянка Темниковского уезду, Красной слободы, и собрались-де с нею воровских людей 600 человек. И ныне та жонка из Шацкого уезда хотела итти в Касимов».

Всего два дня не было Илейки в Кузьмодемьянске, а там новостей полон воз. Прибежал гонец из Надеин-ского усолья, от есаула Васьки Уса. Лазарко Тимофеев писал Илейке, что теперь за Степана Тимофеевича остались двое: Василий Ус и Федор Шелудяк, что гнездо атаманово из Белого Яра ушло в Усолье, и все-де остается по-прежнему, и дела вам вершить, как было велено в прошлом письме. Никакого письма Илейка не получал, видно гонец тот сгинул в дороге. Казак, прибежавший теперь, рассказал, что «гнездо», судя по всему, в Усольи не удержится, казаков там мало, всего 700 человек, и, наверное, Васька Ус переберется в Камышин. В тот же день прибежал в город атаман Пронька Иванов и уж совсем удивил Долгополова. Этот Пронька водил небольшую ватагу под Саранском, но в бою под Атемаром его сильно побили. Узнав, что его родной город Кузьмодемьянск взят, он с тремя товарищами решил бежать сюда. И рассказал тот Пронька, что по саранской черте про синбирское побоище не знают, и дела там идут зело борзо. Там казаков Разина не ждут: мордва, черемиса и чуваша вкупе с русскими мужиками воюют вовсю. В сентябре повстанцы взяли село Кочемасы, что под Ломовом, 17-го запалили Алатырскнй острог, через день ворвались в Саранск, потом в Шацк. На той же неделе восстали село Мурашкнно, Лысков, Корсун. В конце месяца пал Ломов, атаманы Мишка Сергеев и Петька Семенов укрепились в селе Паново. Воевода Долгорукий торчит около Арзамаса, зажатый с двух сторон. Бунтовщики отрезали его от Нижнего Новгорода с севера и от Темникова с юга. Атаман Петька Семенов с четырьмя тысячами встретился Проньке в 12 верстах от Арзамаса в селе Юсупове.

Снова был собран круг, где долго спорили и решили десять тысяч бросить на помощь восставшим в Ядрине, Курмыше и Мурашкпне, а пять тысяч оставить под Кузьмодемьянском. Илейкину северную задумку тоже не отвергли, согласились послать на Ветлугу полсотни дотошных казаков с прелестными письмами. Когда стали распределять атаманов, Илейка неожиданно для всех итти на Ядрин отказался:

— Я, казаки, в малом числе все-таки пойду на Ветлугу. К Ядрину рать поведет Мирон Мумарин, и вот почему: в тех местах все больше черемиса, чуваша и мордва — ему от них веры будет больше. Воевать он умеет не хуже моего, а на север посылать абы кого не гоже. Мое место там, здесь Ивашка Шуст вполне справится, и будет все ладно.

— А коль будет не все ладно? — вмешался в разговор гонец от Васьки Уса. — Вы прошлое письмо не получили, а там, насколь я знаю, было указано: Кузьмодемьянск держать любой ценой.

— Не беда, если будет туго, воевода Шуст гонца ко мне в Лапшангу пошлет. Я к тому сроку накоплю там тыщенку-другую и приду на помощь.

Так сотник Мирон Мумарин стал атаманом десятитысячного войска и вывел армию на Ядрин.

А в монастыре люди все прибывали и прибывали Савва и Аленка с каждым вели разговоры, определяли к месту, а казачишек, которые утекли из-под Синбирска, ставили в сотенные. Ибо сказано — за битого двух небитых дают. Вчера под вечер появился на дворе мужик, в котором Савва определил человека степенного, умного. И не ошибся. Позвал его в келью для расспросов. Аленке такие беседы надоели до тошноты, и она хотела уйти в каморку, но задержалась. Человек был и впрямь не похож на других. Те, чаще всего, приходили тощие, голодные, грязные и оборванные. А иногда и хмельные. В келью вошел мужик лет сорока, высок, могуч, в плечах широк. Снял шапку мерлушковую, перекрестился. Волосы расчесаны на пробор, бородка и усы не всклокочены, как у многих, а коротко и чинно пострижены. Зипун доброго сукна подпоясан широким кушаком, штаны хоть и стары, но аккуратно залатаны. Сапоги чисты, мокры — видать, перед воротами смыл грязь в луже.

— Как зовут, чей будешь? — начал расспрос Савва.

— Степанко Кукин, сын Федоров. А родом я из деревни Копани, что под Кузьмодемьянском.

— Где был, что видел?

— Был, почитай, везде, видел много.

— Присядь, рассказывай.

— С чего бы начать? Ну бывал я в солдатах и назад тому года с три из полка бежал на Дон. Попал к Степану Разину, жил в казаках. После взятия Астрахани пошел с атаманом вверх по Волге, под Саратовом ранен был. Степан пошел дальше, а мне велел, оклемавшись, итти на Саранск и сбивать там ватагу, ждать его указу. Ватагу под Шацком я сбил, но приказа не дождался. Люди в разбой ударились, мне это не по душе стало, ушел я от них. В селе Кочемасы под городом Ломовым люди, взбунтовавшись, меня атаманом поставили. Село взяв, нам бы надо под Ломов итти, а бунтовые мужики село свое оставить не захотели. Я опять ушел.

— Бросил, стало быть? Как и шацких.

— Сказано — не по душе мне такое. Я и к Стеньке потому убег, что он волю всему черному люду обещал. Всему, чтоб ты знал. А шацкие только о разбое мыслили, а кочемасовцы о своих дворах да о барском добре. И тех и других гибель ждет. А я если и погибнуть хочу, то за корысть всего люда, а не своего двора ради. Прошел я мимо Алатыря, был в Керенске. Троецкой острог миновал, сидел в тюрьме в Инсаре, около Темникова был: везде бунтуют, все розно, а чего хотят — не знают. А един вож где? Разин ушел на Дон, Васька Ус попятился аж в Камышин. И тогда решил в родные края податься.

— А к нам зачем пришел? — спросила Аленка.

— О вас далеко слух разнесся? Любопытно мне стало— девка в атаманы выбрана. Да и кормят у вас, говорят, справно.

— Хлеб-квас пока, слава богу, есть, — заметил Савва. — Прикажи Насте принести еды для гостя, ну и этого… того самого.

— Я сама схожу.

Аленка вышла, велела Насте угостить пришельца, сама пошла к Ефтюшке узнать, как идут сборы. Потом ее окружили сотенные атаманы, у каждою десяток вопросов. В келью вернулась часа через два. Савва и Кукин, слегка захмелевшие, горячо спорили. Поп докладывал Степке, что Разин смалодушествовал, и надо искать иного большого атамана, который вкупе с казацким патриархом собрал бы все бунтующее племя в един кулак.

— Слышь-ка, Алена, — сказал Савва, — Степан удумал с нами итти. Возьмем его есаулом, а? В ратных делах он зело мудр и многоопытен.