Борис Тумасов - Не введи во искушение

В Константиновской, в доме хорунжего Любимова нашлось место, где мог отсидеться генерал Пётр Николаевич Краснов. Здесь он сделал первые наброски к будущему трёхтомному роману «От двуглавого орла к красному знамени», которому суждено будет появиться в эмиграции.

Иван Шандыба доехал эшелоном до станции Миллерово с казаками 2-го Донского полка. Вокруг ещё лежал снег, поезд плёлся медленно, подолгу стоял. В открытую дверную щель виднелись редкие станционные огни.

В Миллерово эшелон стал под разгрузку. По сходням выводили застоявшихся лошадей, с платформ снимали орудия.

В Вёшенскую собралась группа человек пятьдесят при двух орудиях. Шандыба попросился в товарищи.

До самой станицы ехал на зарядном ящике, а уж от Вёшек к хутору было рукой подать. Закинул Иван походный мешок за плечо, саблю поправил и пошёл знакомой дорогой.

У ворот родного куреня остановился, постоял. На глаза слеза навернулась. Вытер и вошёл во двор.

Первым увидел брата Мишку. Обнялись. Тут и отец с матерью выбежали, давай сына целовать да плакать.

В хате, когда фуражку снял, увидели шрам, ахнули. Мать руками всплеснула, сказала со слезами:

— Вот, Ванька, говорила: не сносить тебе головы.

Захар Миронович оборвал:

— Хватит причитать, старая. Тот не казак, что пули не пробовал. До свадьбы заживёт.

Услышав о приезде Ивана, пришли Сергей Минаевич со Стёпкой, распечатали белоголовую. Первую чарку выпили за его возвращение, вторую за казаков, с войны не вернувшихся.

В разговорах перебрали хуторские и станичные новости. Поругали новую власть. Степан Ус сказал:

— Ничего, скоро свою, донскую власть установим...

Разошлись поздно. Мать постелила сыну под божницей. Лёг Иван и как провалился — отвык от перины.

Ночью сон увидел, будто сестра милосердия рану перевязывает. Застонал, пробудился.

Мать при каганце ставила тесто. Увидела, что сын не спит, промолвила ласково:

— Спи, Ванюша, отдыхай.

Давно такого не слышал Иван. Так могла говорить только мать.

Утром вышел на баз. Вывел Воронка и Чалого, почистил, на водопой сводил. Вскоре Захар Миронович появился.

— Вот, сын, ждал, когда вместе хозяйство поднимать будем. Слава тебе, Господи, дождался.

Перемешалось всё на Дону: то красногвардейцы за казаками гоняются, то казаки за красными, а то и сами казаки меж собой сойдутся в кровавой разборке.

Из Ростова по станицам отправился агитировать за советскую власть отряд Подтёлкова и Кривошлыкова. Пока по Донецкой области ехали, встречали по-доброму, слушали, что Подтёлков либо Кривошлыков рассказывали, на постой принимали охотно. Но стоило границу Войска Донского переехать, как отряд встречали глухим молчанием. Не слишком доверяли станичники большевистской агитации: памятны были продовольственные отряды, отбиравшие зерно. Не по пути казакам с Советами.

В хутор Калашников вступили ночью. Разошлись по хатам, выставили дозорных. Кривошлыков Подтёлкову пожаловался:

— Подустали наши, в дозор идти не желают.

— Ничего, воротимся, судом товарищеским с такими разберёмся.

— А ты, Фёдор, не обратил внимания: за нами след в след казачки едут, частенько съезжаются, о чём-то совет держат.

— Видать, мы им ежа за шкуру запустили...

Утро выдалось хмурое, недоброе. Из дозорных один прибежал:

— Там казаки в кучу сбились, пулемёты готовят. Требуют на переговоры явиться.

— Надобно, Фёдор, отряд поднимать, занимать оборону, — сказал Кривошлыков.

— Там их много. Может, договоримся...

А с бугра в хутор уже направлялись сотни две казаков и с ними подъесаул Спиридонов, бывший сослуживец Подтёлкова.

— Ну что, односум, встреча, кажись, нежеланная? Вы никак на Пасху собрались, так оружие вам к чему?.. Отходи в сторону, складывай сабли, винтовки. Миром порешим, какая нам власть нужна.

От хутора метнулся красноармеец-пулемётчик с замком от пулемёта. За ним кинулось несколько казаков, догнали, зарубили.

Подъесаул усмехнулся:

— Недалеко убёг.

Подтёлковцев толпа местных казаков окружила, с кольями, вилами. Избивать принялись.

Красноармейцы закричали:

— Что же вы над безоружными издеваетесь? Коли казнить вздумали — казните.

Согнали всех пленных в сарай, замок навесили и караул выставили. А в соседней хате военно-полевой суд собрали, стариков позвали. Все приняли участие в суде над подтёлковцами, и у всех одно мнение — расстрелять изменников Дона. А что касается главарей, Подтёлкова с Кривошлыковым, то этих в назидание потомкам повесить.

После суда составили список приговорённых поимённо. Наутро свершили казнь. Последними повесили Подтёлкова и Кривошлыкова.

Краснов открыл окно веранды, и первый запах сирени потянулся по дому. Дон, тихий Дон, как называл его ещё покойный дед Краснова, распался, развалился. Вернее, разделился на сочувствующих большевикам и их противников.

И пошли казаки стенка на стенку. Хопёрцы и большая часть усть-медведицких были за красногвардейцев, а жители Низа, славившегося своими рыбными угодьями, виноградниками, лучшими урожайными землями, стояли за старое.

Краснов знал, что рано или поздно так произойдёт. Не поступятся казаки своими привилегиями, будут отстаивать их, и польётся кровь. Так всё и случилось.

Доходили до генерала известия о смерти Каледина, о судьбе атамана Назарова, но он старался уйти от всего. Смута есть смута, и её пережить надо. Потом пошёл слух: Добровольческая армия под Екатеринодаром наткнулась на упорное сопротивление превосходящих сил красных. Генерал Корнилов погиб. Добрармия отходит обратно на Дон. Ведут её Алексеев и Деникин.

В Новочеркасске красные поняли, что справиться с подходившей армией они не в силах. Ко всему из станицы Заплавской, где расположилась армия повстанцев генерала Полякова, лодками и баркасами началась переправа через Дон. Казаки высаживались на берегу и шли к Новочеркасску.

В городе ждали подмоги из Ростова. Из штаба красногвардейцев слышались обещания, но и только.

В помощь новочеркассцам вышел бронепоезд, но вскоре наткнулся на разобранный путь. Пока его чинили, впереди снова взорвали рельсы...

А повстанцы уже ворвались в предместье города. Вскоре к Новочеркасску подоспело ещё несколько сотен низовских казаков. В конной атаке они заняли город. И вот уже торжественно и величаво зазвонили колокола войскового собора.

Красногвардейцы отходили из Новочеркасска без паники, отстреливаясь. Краснов понимал: организованный отход был их единственным спасением. Но он не представлял, как они смогут пробиться через мятежные станицы.

Ещё генерал знал: Гражданская война на Дону далеко не закончилась. Казакам придётся отбиваться от революционных войск.