Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

Наконец, окопавшийся в Даурии атаман Семёнов прислал к Унгерну своего вестника. Но без приказа как действовать дальше. Только для того, чтобы проинформировать дивизионного командира о китайских делах.

— Господин барон. Григорий Михайлович решил посвятить вас в последние китайские новости?

— Что там, в Китае? Опять война между генералами?

— Да, они дерутся между собой. Чжилинскнй генерал У Пейфу разгромил аньфуистов.

— Но у тех же целая армия? Сегодня поражение, а завтра они разобьют этого У Пейфу.

— Уже не разобьют. Маньчжурский генерал-инспектор Чжан Цзолинь нанёс аньфуистам неожиданный удар в спину, и те о себе больше не заявляют.

— Теперь мне ситуация в землях севернее Пекина ясна. А что там, в Даурии, Григорий Михайлович?

— Атаман женился.

— На ком? На этой Машке, которая деньгами из его кармана расплачивалась в Чите за карточные долги понравившихся ей офицеров?

— Нет, атаманской женой стала некая Терсицкая. Красавица, оренбургская казачка. Ей всего семнадцать лет. Отступала со своим двоюродным братом вместе с каппелевцами через всю Сибирь. Последнее время служила в походной канцелярии атамана.

— Значит, этот брак политического расчёта не имеет? Что по такому поводу говорят ваши штабные офицеры?

— Что говорят? Что наш Григорий Михайлович влюбился как казачонок в эту Терсицкую.

— И что, новобрачная вошла в роль читинской Машки? Или ещё нет?

— Вошла сразу. Но обратите внимание — в полном бескорыстии. Просит у мужа больших денег и ни одного рубля не кладёт в свой кошелёк.

— Удивительно. Для кого же она просит деньги? Ведь золотишка у нашего атамана не мерено. Шутка ли держать в Чите несколько вагонов из золотых эшелонов, что адмирал Колчак отправлял Антанте через Владивосток.

— Об этом в атаманском штабе предпочитают не говорить. Опасно, знаете ли. А Терсицкая просит деньги у мужа для атамана Дутова.

— Для генерал-лейтенанта Дутова? Что сейчас в Синьцзяне?

— Да, для него и тех оренбургских, сибирских и семиреченских казаков, что сейчас находятся в китайском Туркестане, в эмиграции.

— Его адмирал Колчак назначил походным атаманом всех казачьих войск России.

— Ну и что из этого. Атаман Семёнов его не признал, как и самого Колчака.

— И много Терсицкая запросила денег для дутовцев?

— Говорят, что сто тысяч рублей золотом. Огромная сумма.

— И что же атаман? Расщедрился. Ведь он денег не привык бросать на ветер, да ещё золотых.

— Так-то оно действительно так. Только золотых рублей в монетах для генерала Дутова и его казаков-эмигрантов всё же дал жене безропотно.

— Деньги уже отправлены?

— Отправлены с надёжной охраной в кашгарский Суйдун. Там сейчас штаб-квартира атамана Дутова...

Спустя полмесяца после свадьбы атаман Семёнов дал знать о себе: генерал-майор Унгерн приглашался для секретного разговора, но не в Даурию, а на станцию Оловянную. То есть подальше от глаз японских советников, которые теперь больше интересовались личностью Чжан Цзолиня, чем атамана Семёнова с его сумасбродными панмонгольскими идеями. И, естественно, Заботившихся теперь об интересах маньчжурского генерал-инспектора, который не раз публично заявлял о своём желании дружить с империей на Японских островах, уже державшей в Маньчжурии (пока преимущественно в её южной части) тысячи своих солдат и офицеров.

На встречу в Оловянной барон Унгерн-Штернберг привёз собственный план широкомасштабной наступательной операции из Акши в направлении столицы красной Дальне-Восточной республики — Верхнеудинска. Правда» соображения носили общий, схематичный характер. И были изложены не на бумаге, а только в доверительном разговоре. Атаман Семёнов сдержанно слушал предлагаемый план операции:

— Моя Азиатская конная дивизия, подкреплённая пехотой каппелевцев и артиллерией, пройдёт через перевалы Яблонового хребта в направлении Кяхты и Троицкосавска. А затем, разгромив здесь силы большевиков, устремится на штурм Верхнеудинска.

— Хорошо. Дивизия возьмёт Верхнеудинск. Что дальше?

— Дальше я продолжу наступление на запад. Дивизия пойдёт вдоль южного берега Байкала.

— План, скажу прямо, рискован.

— Почему, Григорий Михайлович.

— Под Иркутском вас будут поджидать полки и дивизии московской Красной Армии.

— Ну и что? Ведь если не сегодня, то завтра нам обязательно придётся драться с ней.

— Время это пока не подошло, Роман Фёдорович. Азиатской дивизии надо решать другую задачу.

— Какую?

— Дело в том, что японцев и известного тебе Чжан Цзолиня беспокоит мысль о скором вторжении большевиков в Халху.

— Вполне трезвая мысль.

— Вот отсюда и исходит задача Азиатской конной дивизии. Надо оттянуть силы красных подальше от монгольской границы. И при этом поступить по-военному хитро, чтобы не нарушить подписанные мною с Дальне-Восточной республикой на станции Гонгота соглашения.

— Значит, моим конникам придётся заняться большой политикой?

— А что делать, барон? Так просят наши с тобой японские советники. Просят от себя и за Чжан Цзолиня. С ними во взглядах мне расходиться не приходится. Не те времена, дорогой Роман Фёдорович.

— Но времена склонны к переменам, Григорий Михайлович.

— В обозримом будущем перемен для нас на Востоке не ожидается. Кстати, ты знаешь, как ныне в Халхе называют всяких китайцев?

— Нет, не знаю.

— Гаминами.

— Но это же в переводе означает «революционеры»?

— Точно так. Загадка здешних степей: монгольский пастух называет китайского солдата, ограбившего его, не иначе как революционер. Гамин...

Речь шла об отвлекающем рейде Азиатской конной дивизии в монгольском приграничье. При этом было неоспоримым фактом, что под знамёнами барона Унгерна сражались то ли пятьдесят, то ли семьдесят японских военнослужащих различного ранга — от рядовых до младших офицеров. То есть «японский след» в последующих действиях семёновского генерала присутствует со всей определённостью.

Когда в далёкой Халхе, затерявшейся где-то в азиатских степях и пустыне Гоби, начались удивительные события, европейская и американская пресса заинтересовалась личностью немецкого барона из старой России. И попыталась, естественно, разузнать, при чём здесь японские солдаты и офицеры, оказавшиеся среди бурятских и монгольских солдат и русских казаков Унгерна фон Штернберга, ставшего по воле атамана Семёнова уже генерал-лейтенантом.

На сей счёт были журналистами из держав Антанты запрошены официальные представители Токио в Чите и Владивостоке. Состоялась, среди прочих, известная беседа журналиста Роберта Эйхе с японским полковником Исомэ:

— Господин полковник. Что из себя представляет известная вам Азиатская конная дивизия барона Унгерна?