Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Вот, княже, человек, который точно нам будет полезен в грядущем походе. Берестом его зовут, он местный, добре речёт по-гречески, и не только, в граде Константина бывал не раз с купеческими караванами, знает их манеры и повадки.

– Я, княже, сих ромеев добре знаю, потому мне ведомо, отчего их посольство Киев покинуло, средь них был повар, которому я спину правил.

Ольг внимательней поглядел на незнакомца.

Берест был росту среднего, ни широкими раменами, ни литыми кулаками не отличался, но слеплен был как степной пардус или лесная рысь – ничего лишнего. И движения его были такие же точные, мягкие, как у дикой кошки. Длинные волосы, как у многих рукомысленников в Киеве, схвачены берестяным очельем. Подбородок по-воински обрит. На груди медный знак с изображением Семаргла. Лет ему на глаз было около сорока.

– Отчего же, по-твоему, они дань не платят и посольство умыкнули своё? – спросил князь.

– Оттого, что мыслят они не так, как мы, всё златом меряют и самой большой силой его почитают.

– То мне добре ведомо, – кивнул Ольг, – но при чём дань и посольство?

– А при том, княже, что прознали они, что ты угров воевать не стал и щедрого откупного им дал, чтобы они мирно через земли твои на заход прошли. Так вот, по мыслям ромеев, ты дважды слаб. Во-первых, воевать не стал, а во-вторых, золото, а значит, силу – в их разумении главную – истратил. А слабым Империя не платит, закон у них таков. Вот и уразумел я, что нет у Киева другого пути, как доказать свою силу, а раз так, то и мне в том участвовать надлежит, коли дозволишь, конечно.

– Мы со Скоморохом проверили, – вставил Ерофей-старший, – ножи метает, вервью или ремнём сыромятным на лету человека вяжет, а уж в схватке ножевой или рукопашной лепше с ним не сходиться, он сие с хазарами показал!

– Я знахарь и воин, княже, – негромко добавил Берест. – Руду могу заговаривать, хребет ладить, да много чего ещё. В Царьграде именитым византийцам в термах спины правил, – они-то сено не косят, кули с зерном не таскают, в походы воинские не ходят, а чрева сытной едой отягощают, оттого телесами ослаблены и почти сплошь страдают от болей в пояснице. Где уж тут до разумения, что душа и тело едины, в Яви пребывая, а они даже по вере своей их всё время разделить норовят…

– Значит, сие умение тебе по Роду передано?

– Как сказать, искусность любую, а в том числе и изведывательскую, нельзя передать, как одежду или меч, тут внутри сродственная дрожь должна быть, понимание сходного предназначения. Как, скажем, у деревьев, каждое из которых для своего дела лучше подходит. Из одного лепше дом строить, другое для стола или лавки годится, из третьего резьба мягче режется, а четвёртое для судна речного или морского наиболее пригодно. Так и люди, княже, каждый к своему делу лепше других приспособлен. Меня, скажем, прабабка обучала, а я вот теперь с помощником сей премудростью стараюсь делиться, остальные в семье к тому склонности не имеют. Нельзя против наития божеского идти, оттого вред случиться может…

– В этом ты прав, брат, – вздохнул, вспоминая своё, Ольг. – Отец мой не стал идти по волховской стезе, а вот сестра бабкину премудрость переняла, да и во мне что-то такое до сих пор бродит… – Князь на несколько мгновений ушёл в воспоминания, а потом, встрепенувшись, продолжил начатый разговор: – Когда мыслишь в Византий-Царьград отправиться и сколько человек из моих воинов тайных тебе в помощь понадобится?

– Отправлюсь весной с первым караваном купеческим, а людей твоих мне брать с собой нет смысла, их слишком многие в Киеве знают. Купец, с которым я отправлюсь, вскоре возвратится, он мне многим обязан, а потому весть мою тайную вам непременно доставит. Я же останусь там до вашего прихода, греки коварны и удумать могут чего угодно, с них глаз спускать нельзя.

– Тогда решайте меж собой по тайному письму да знакам особым, коими придётся обмениваться, и прочие дела свои изведывательские, а мне воевод с темниками будить от зимнего сна пора, хоть зима только на порог ступила, – молвил Ольг, вставая. Все поднялись тоже. – Работы каждому хватит, такой поход – не шутка, да и тянуть с ним особо нельзя, а значит, времени у нас совсем мало.

Князь Ольг, как когда-то на Новгородчине, весь ушёл в привычное ему дело – готовить дружину для похода на Византий-Царьград. Кроме изведывателей и темников, никто не ведал о том, отчего так стараются князь и воеводы, отчего звенят по всему Подолу в морозном воздухе кузнечные молоты и для чего мастера готовят столько копий, чеканов, боевых топоров, мечей да кольчуг и прочих воинских припасов. Не говоря уже о кожемяках и шорниках, коим вдруг впятеро против обычного в это время прибавилось работы. Отчего лучники корпят над изготовлением особых русских луков, а лодейные мастера ещё с зимы спрашивают с купцов доброе дерево для лодий, будто весь Киев собрались пересадить на вёсла. Зная о том, что князь горазд ходить в дальние воинские походы, большинство думало, что снова готовится что-то может в Синее, а то и в Хвалисское море. А уж о том, чтобы все думали именно так, постарались тайные воины князя, «проговариваясь» об этом под строгим «секретом» и «чтоб ни одна живая душа…»!

Кияне и не ведали, что такая же хлопотная зима выдалась не только у них, но и по всей Руси Олеговой, – много судов строили и в Чернигове, и в Турове, и в Смоленске. Новгородчина со своей чудью, мерей и кривичами, словенами и русами, Киевщина с полянами и присоединёнными к ней древлянами, сиверой, радимичами, дулебами и дреговичами, перешедшими под твёрдую руку князя Киевского, – все решали, сколько конных и пеших воинов даст каждая из земель русских. Повсюду шла работа: ковали оружие, строгали лодьи, учили молодых воинов. А ещё и лес рубить, и хлеб сеять, и бортничать, и лён растить, и горшки да крынки лепить – всё успевать старались люди, находясь в тревоге, оттого что грядёт большая война. Но не только в подвластных ему землях собирал Олег воинов для похода. Отправились послы его и к хорватам, напомнить о древнем родстве пращуров да о враге общем помыслить, чтобы помощь братскую оказали. А Великая Моравия в то время помощи оказать не могла, потому как была разрушена вторжением угров. Уличи не пошли, а тиверцы и хорваты согласились на поход с Ольгом как толковины.

Жарким летом, как спустили кияне на воду лодьи да как собрались суда из прочих мест, расцвела Почайна и Непра русскими парусами с соколами, хорсами, медведями и буйтурами на них, словно речная гладь вдруг проросла множеством белых кувшинок.

Потянулся караван по Непре, а берегом шла конница под водительством Олега-младшего. Игорь же с малою дружиною остался на Киевщине, чтоб порядок блюсти и защитою быть градам и весям русским.