Леонид Ефанов - Покорение Крыма

— Неужели дорогой мой приятель считает меня способным на предательство? Если хочешь, я клятвой поклянусь сохранить всё в глубокой тайне!

— Зачем же тогда копии?

Веселицкий ответил честно:

— Я намерен отправить их его сиятельству в Полтаву для доставления высочайшему двору. Чтобы её величество самолично усмотрела суть дружбы крымцев.

Бекир плавным движением налил себе кофе, понюхал горьковатый аромат, сделал несколько глотков.

Веселицкий терпеливо ждал.

Бекир допил кофе, отставил чашку в сторону, утёр узкие, висящие подковкой усы и тихо — углом рта — выдохнул печально:

— Нет, дать не могу. А ну как хватятся?

— Кто?! Это же копии.

— А если твоего нарочного, что в Полтаву их повезёт, татары в пути задержат?

Веселицкий хотел возразить, что его нарочных крымцы не трогают, но осёкся — по лицу Бекира понял, почему тот упорствует. Он отошёл в угол комнаты, покопался в своём сундуке и бросил на покрытый толстой скатертью стол два кожаных кошелька.

— За дружбу... и за каждую копию даю по сто золотых!

Бекир деловито взял кошельки, по очереди подкинул их на ладони, ощущая приятную тяжесть, спрятал в карман.

— Концепты писем при мне. Но дать их я не могу. Я их прочту, а ты сам запиши всё, что нужно. Кроме тебя я никому не доверяю.

Веселицкий подошёл к двери, постоял, прислушиваясь, затем вернулся к столу, достал перо, бумагу, чернила и быстро записал содержание писем, нашёптанное Бекиром.

Когда эфенди ушёл, он позвал Дементьева:

— Смотри! — и указал пальцем на стол, где лежали, подсыхая, бумаги.

Дементьев присел на краешек стула, придвинул поближе свечу, стал читать, время от времени шумно вздыхая и возмущённо покачивая головой.

— А мы-то стараемся, — язвительно сказал он, переводя взор на Веселицкого, — уговариваем, ласкаемся. О татарском благополучии рассуждаем... Нет, добром они крепости не отдадут!

— Добром, добром, — передразнил незло Веселицкий. — Тут дело изменой пахнет! Подлой, коварной, мерзкой изменой... Надо в Полтаву писать! В Петербург! Предупредить надо!

В дверь громко постучали.

— Ну что ещё там?! — вскричал Веселицкий, рывком пряча бумаги под скатерть.

Вошёл караульный рейтар, доложил о прибытии нарочного из Полтавы.

— Письма сюда! — приказал Веселицкий. — Нарочного — к Семёнову! Пусть на ночлег определит...

Писем было немного. Первым, естественно, вскрыли пакет, присланый из Иностранной коллегии.

Никита Иванович Панин уведомлял, что 1 ноября минувшего года за усердную службу её величеству государыня пожаловала Веселицкого статским советником и назначила «действительным резидентом своим при хане крымском и при новой области татарской» с ежегодным жалованьем в 2400 рублей, присовокупив к этому единовременную сумму в 3000 рублей на «основание дома». Не остался без вознаграждения и Семён Дементьев, которому суммы определили, конечно, поменьше — 500 и 300 рублей, — но тоже немалые.

Пётр Петрович расплылся в самодовольной улыбке. Но она тут же сползла с его лица — он дочитал письмо до конца, где Панин выговаривал за то, что в ходе переговоров об уступке крепостей «едва ли вы воспользовались всеми изъяснениями, способами и правилами», кои могли бы привести к достижению желанной цели. А далее Панин приказал «формальное домогательство оставить» и ждать прибытия в Крым полномочного посла её величества генерал-поручика Щербинина, который и завершит негоциацию.

Как человек искренне болеющий за порученное дело и теперь отставленный от него, Веселицкий огорчился. Но погрузиться в мрачные мысли ему не дал Дементьев — выскочив в соседнюю комнату, он вернулся с графинчиком жёлтого вина, быстро наполнил бокалы и, протянув один Петру Петровичу, звонко провозгласил:

— За здоровье господина статского советника!

Приятно улыбнувшись — новый чин ласкал слух. — Веселицкий выпил.

Дементьев наполнил бокалы снова.

— За здоровье её императорского величества!..

Потом пили за славу русского оружия, за его сиятельство князя Долгорукова, за награждение Дементьева.

На следующий день Веселицкий чувствовал себя прескверно: болела голова, мучила изжога, тело ныло, словно его поколотили палками. Через силу он оформил необходимые донесения и письма, и нарочный отправился в обратный путь. Рапорт о последних событиях в Крыму и Бахчисарае с приложением копий писем Джелал-бея, продиктованных Бекиром, Веселицкий приказал нарочному спрятать понадёжнее. И предупредил строго:

— Ежели вдруг татары перехватят — уничтожить! Важного конфидента из петли вынешь!..

В пятницу утром, 20 февраля, к Веселицкому заглянул на несколько минут Абдувелли-ага и пригласил на заседание дивана. К немалому удивлению аги, Пётр Петрович воспринял приглашение равнодушно: после указания Панина прекратить требование крепостей, он не видел необходимости вновь беседовать на эту тему. Поначалу он даже хотел отказаться, сославшись на недомогание, но затем передумал — решил сделать последнюю попытку сломить упорство крымцев.

Диван собрался почти в полном составе: отсутствовали только хан, Шахпаз-бей и кадиаскер, который, как позже поведал Бекир, вместе с другими чиновными и духовными лицами сидел в соседней комнате. Не было также Джелал-бея, заболевшего глазами, и ногайских депутатов — они редко, лишь в наиболее важных случаях, появлялись в диване. Но вдоль стен разместились более двух десятков знатных ширинских и мансурских мурз.

В гнетущей тишине, чувствуя плохо скрываемое недоброжелательство дивана, Веселицкий пытливо оглядел зал и, придав голосу некоторую возвышенность, громко сказал:

— Мне доставляет удовольствие видеть себя среди такого представительного собрания знаменитейших старейшин всей Крымской области. Имею честь напомнить почтенному собранию, что в минувшем году я был прислан сюда, дабы не только представлять высочайший двор при его светлости, но и истребовать акт о добровольной уступке Российской империи трёх известных городов в вечное владение. Оной уступкой татарский народ наилучшим образом подтвердил бы свою благодарность за эту вольность и независимость, которую её императорское величество принесла Крымской области. Могу ли я сегодня ожидать благосклонного ответа, который хотя бы частично соответствовал милости её величества?

Ему ответил Мегмет-мурза. Проигнорировав заданный вопрос, мурза спросил, почему отправленные в Петербург депутаты до сих пор там задерживаются.

— Причина их невозвращения заключается в затягивании вами подписания акта об уступке крепостей, — спокойно заметил Веселицкий. — Вспомните, среди четырнадцати пунктов акта, отправленного с депутатами, есть пункт, который предусматривает это.