Леонид Ефанов - Покорение Крыма

Долгоруков добродушно захохотал, хлопнул офицера по плечу и, обернувшись, пробасил:

— Что татары? Таким молодцам сам чёрт не страшен!

Теперь засмеялись все...

На следующий день, после полудня, Василий Михайлович прибыл в лагерь командующего Крымским корпусом генерал-поручика князя Прозоровского.

На каменистом левом берегу Салгира ровными рядами белели выгоревшие солдатские и офицерские палатки; с трёх сторон лагерь прикрывали батареи и насыпанные из земли и камней ретраншементы, с четвёртой — южной — река, правый берег которой был низинный, заболоченный, густо поросший высоким камышом. Место для лагеря было выбрано очень удачно — отсюда Прозоровский в течение одного-двух дней мог достичь конным войском любой точки Крыма и подкрепить резервом русские гарнизоны.

Долгорукова встретили как подобает встречать предводителя армии: гремели барабаны, шеренги солдат раскатисто кричали «Ура!», пушки гулко салютовали холостыми зарядами.

Приняв рапорт Прозоровского, Василий Михайлович снисходительно пошутил:

— Такую пальбу устроили... Поди, всех татар распугали.

— Моя б воля — напугал бы не так, — неожиданно зло ответил Прозоровский, болезненно морщась. (Длительное пребывание в Крыму заметно пошатнуло его здоровье. Он уже выезжал в Россию на лечение, недавно вернулся, но чувствовал себя по-прежнему скверно и даже просил Долгорукова об увольнении от командования корпусом).

Давая лицезреть себя воинам, Долгоруков неторопливо объехал роты и эскадроны, а затем, сопровождаемый Прозоровским и свитой, вернулся в свой лагерь, поставленный ниже в двух вёрстах. Прозоровский, которого затянувшиеся торжества и переезды изрядно утомили, испросив разрешение, покинул командующего, не забыв, однако, пригласить на обед, устраиваемый в его честь.

— Хорошо, — кивнул Василий Михайлович, — завтра приеду...

Обед для полевых условий был совершенно роскошный: блюда меняли до шести раз. Особое восхищение генералов вызвал почти саженный осётр, доставленный с азовской стороны по специальному приказу Прозоровского, предусмотрительно позаботившегося об этом за несколько дней до приезда командующего в Крым.

Сам князь, болезненно бледный, почти не пил, но на правах хозяина многократно провозглашал здравицы Долгорукову, и каждый раз, когда все вставали с наполненными бокалами, офицер, дежуривший неподалёку от стола, давал незаметный сигнал артиллеристам, которые делали залп из всех орудий.

Едва обед закончился, дежурный офицер подвёл к командующему чиновников, присланных ханом и Шагин-Гиреем. Они, кланяясь, поздравили Долгорукова с благополучным прибытием в Крым и, угодливо улыбаясь, передали приглашение навестить хана и калгу.

Подвыпивший Берг капризно забрюзжал мокрым ртом:

— Ещё чего... Это они должны нанести визиты покорителю Крыма.

Долгоруковский переводчик Якуб-ага сделал вид, что не расслышал слов генерала, и не стал переводить сказанное. А сам Василий Михайлович, размякший от вина и хороших кушаний, был настроен милостиво — пообещал заехать.

На следующий день он направился в Акмесджит, расположенный в пятнадцати вёрстах к западу от лагеря. За четыре версты от города, у опушки дубовой рощи, его встретил Мегмет-мурза с несколькими вооружёнными татарами. Не слезая с сёдел, татары гортанно прокричали приветствия, затем развернули коней и поехали впереди карет, указывая путь.

Насчитывавший до двух тысяч домов Акмесджит раскинулся на склоне пологой горы, покрытой тусклой жёсткой травой, с проплешинами белого камня. По причине своей незначительности в военном деле, крепостных стен город не имел. Но удачное местоположение в самом центре полуострова делало его перекрёстком торговых дорог от Перекопа и Чонгара на южное побережье к Алуште и Ялте, от Кезлева и Бахчисарая до Кафы и Керчи.

Русские, по обычной своей привычке упрощать произношение незнакомых слов, называли его Ак-Мечеть — «Белая мечеть». А причиной такого названия послужила построенная в самом начале XVI века при хане Менгли-Гирее мечеть Кебир-Джами, выкрашенная в белый цвет.

Повинуясь Мегмет-мурзе, кареты проехали по шаткому бревенчатому мосту через Салгир, отвернули влево и, удаляясь от города, сопровождаемые полуголыми, загорелыми мальчишками, сбежавшимися с окраин, по узкой извилистой дороге, проложенной между рекой и нависающей белой обрывистой скалой, подкатили к дворцу калги-султана.

Дворец был большой, имел собственную мечеть и был на диво ухоженный: покрашенный красной краской одноэтажный дом окружал зелёный сад; перед домом среди деревьев и кустов аккуратным круглым зеркальцем сверкал пруд, в котором зыбкими серебристыми тенями скользили рыбы; несколько фонтанов журчали монотонную безостановочную песню.

Шагин-Гирей, одетый по-европейски, встретил Долгорукова и свитских генералов у крыльца, провёл в зал. Он и здесь остался верен новым правилам — сел в кресло, как и Долгоруков. Остальным европейской мебели, очевидно, не хватило — Берг, Прозоровский, Грушецкий и Голицын разместились на двух софах.

Разговор был долгий — около трёх часов — и обстоятельный. Большая часть его касалась неустойчивой обстановки в Крыму и неопределённости личной судьбы калги. Шагин-Гирей ругал хана и беев за поползновенность к Порте, себя же, наоборот, всячески нахваливал, подчёркивая собственные надежды на Россию.

— Зломыслие и ухищрения сих людей столь велики, — говорил Шагин, — что они без колебаний готовы принести в жертву всё благополучие и покой своего народа. Есть только один способ сохранить Крымский полуостров в независимом и вольном состоянии — это неусыпное бдение и предосторожность Российской империи, упреждающие возвращение Порты к прежнему своему здесь владычеству... Её величество не должна тешить себя мыслью, будто после подписания мира Порта станет спокойнее... Нет, не станет!.. Весь свет был свидетелем, как в минувшей негоциации турки показали редкостное упорство именно в пункте признания татар свободными. Мне мнится, что сие обстоятельство — суть турецкой политики. Оставь Россия прежние права на Крым султану — Порта, несомненно, дала бы согласие на уступки крепостей, ибо тогда её могуществу ничто бы не угрожало. Две крепости не в счёт!.. Но коль вы строго с ней говорите и все права не отдаёте, то и с крепостями встретили затруднение.

— Крепости мы не отдадим, — спокойно и властно сказал Долгоруков. — В них безопасность всего полуострова заключена.

Шагин одобрительно закивал:

— Правильно, правильно... Если сие препятствие не удержите, то Порта — несмотря на все данные ею обещания — тотчас устремит свои происки к завладению Крымом. И тогда беи с мурзами станут ей надёжной опорой в названном злом умысле. Они трактат, подписанный в Карасувбазаре, блюсти не будут... А я буду!