Леонид Ефанов - Покорение Крыма

— А Калнишевский пишет, что татары, напротив, угрожают всех истребить, — брюзгливо возразил Воейков.

— Ну, лаской или угрозами привлечь — это не суть важно. Ясно только, что такие письма есть! А значит, и казачьи умы находятся в разврате... Хан недавно отпустил всех запорожцев, что задерживал в Перекопе. С ними, видимо, и письма крымцы передали.

— Думаете, казаки забунтуют?

— Мой конфидент сообщает, что в Сечь послан для сеяния смуты французский эмиссар Тотлебен.

— Объявился, сволочь! — раздражённо воскликнул Воейков. — И тут нагадить хочет... Вот что, сударь, пошлите-ка в Сечь верного офицера! И пусть он поймает этого изменщика и шпиона... [10] Генерал-майор Готлиб Тотлебен несколько лет назад был с позором изгнан с русской военной службы за измену: в конце Семилетней войны — при взятии Берлина Захаром Чернышёвым — он выпустил из города весь прусский гарнизон со всем его оружием.

В Сечь поехал капитан Жёлтого гусарского полка Константин Маркович, который, как оказалось, лично знал Тотлебена.

— Ты, капитан, его слови и как собаку на цепи препроводи в Киев, — напутствовал Марковича Веселицкий. — А коли казаки бунтовать задумают — пусти кровь!..

Маркович выехал из Киева 17 декабря и поспел в Сечь вовремя: часть казаков действительно подняла бунт. Но энергичный капитан, облечённый доверием самого генерал-губернатора, решительно подавил мятежников, а зачинщиков арестовал. Однако Тотлебена в Сечи не нашёл — слух об эмиссаре оказался ложным.

Декабрь 1768 г.

В середине декабря Пётр Александрович Румянцев расхворался. Но дел не оставил — лёжа в постели читал бумаги, диктовал ответы. Встал на ноги лишь раз, когда в Глухов приехал назначенный к нему в подчинение и помощь генерал-аншеф князь Василий Михайлович Долгоруков.

Беседу генералов нельзя было назвать сухой, хотя и о дружеской теплоте тоже говорить не приходилось. Простой, мужиковатый Долгоруков ставил свои полководческие способности ни чуть не ниже румянцевских. Но поскольку они находились в одном чине, а по возрасту князь был даже немного старше, то ему трудно было преодолеть гордыню и внимать приказам более молодого главнокомандующего. Румянцев же не стал подчёркивать своё первенство — к нему Долгоруков должен был привыкнуть, — говорил спокойно, деловито, облекая приказы в форму просьбы.

— Приболел я не ко времени. А тут, не ровен час, татары в набег пойдут... Хотел проверить ещё раз готовность полков, да доктор советует полежать. К тому же переписка с господами губернаторами о собрании провиантских магазинов для армии не позволяет сейчас отлучиться... Поэтому прошу вас, князь Василий Михайлович, нынче же отправиться в Полтаву, учредить там главную квартиру армии и скорейшим образом объехать всю линию. Посмотрите на месте: как полки расположены? сколь велика в них решимость отразить неприятеля? чем надобно подсобить?

Долгоруков пообещал в январе проехать по крепостям.

— Беда наша, князь, — продолжал говорить Румянцев, — что не все полки прибыли в армию. Ростовский марширует из Риги, Второй Гренадерский — из рязанского Переяславля, от Москвы — Сумской гусарский... А-а. — Румянцев слабо махнул рукой, — при ежечасных слухах об умножении неприятельских сил и их преднамерении нападать на наши границы мне только и остаётся, что делать амбражи, дабы заставить турок думать о прибавке наших войск. Одна надежда, что, как люди, дурно знающие военное искусство, они поверят сим обманам.

— Угроза действительно велика? — спросил Долгоруков, который ещё плохо представлял обстановку на границах. — У страха, как известно, глаза широкие... Может, коменданты от боязни и собственной неуверенности шлют вам такие рапорты.

— Коменданты, конечно, бывают разные. Но я регулярно имею переписку с Воейковым, которому подчиняется «Экспедиция». Там опытные люди, хорошие конфиденты. Не доверять никак нельзя... В последнем письме Фёдор Матвеевич прямо пишет, что турецкие и татарские войска намерились идти на Елизаветинскую провинцию. И домогается у меня защиты Киеву и всем окрестным землям.

— Но Киев определён Первой армии. Что ж нам-то мешаться?

— Я того же мнения, князь... В Киеве сейчас три пехотных полка. И три окрест стоят. Куда ж ещё подкреплять? Этих сил вполне хватит для оборонения... Вот у меня забота покрепче: угадать, куда поганцы найдут... Карту!.. (Адъютант Каульбарс подскочил к столу, крутнул плотный рулон). Я так предрассуждать могу о неприятельских движениях... Ежели турки противу всяких военных правил пойдут к крепостям Тамбовской, Святой Праскевии, Алексеевской и Святого Петра, — видите? под литерой «А», — то их отрежут с обеих сторон: справа — полки генерал-поручика Эссена, слева — донские казаки... Коль прямо на линию устремятся, а расположенные там войска их не удержат, то по Ворскле-реке — это литера «В» — поставлены в резерв четыре полка, кои должны неприятеля встретить и остановить. К тому же правое крыло может подсобить.

Долгоруков, щурясь, следил за пальцем Румянцева, быстро летавшим над картой; он плохо в них разбирался, но виду не показывал, понимающе кивал словам главнокомандующего и даже дельно осведомился:

— А ежели басурманы прямо в Новороссию попрут?

— Тогда команда генерал-поручика фон Далке, что по Днепру стоит, — вот здесь, здесь и здесь, — к защищению обратится, а в подкрепление оной направится левое крыло.

— Ну что ж, по карте повоевали — остаётся подождать самого набега, — грубовато пошутил Долгоруков.

Румянцев не обратил внимания на мрачный юмор князя — продолжал говорить:

— В рассуждение сего я приказал в крепостях иметь столько людей, сколько для караулов и обороны необходимо. Некоторые редуты и реданы приказал вовсе уничтожить, оставив и укрепив только полезные из них. И чтоб во время тревоги оповестительные знаки — через маяки и выстрелы — по всей линии беспрепятственно к обоим флангам доходили... Ох!.. (Румянцев схватился рукой за голову). Опять кружит... Совсем замучился.

Каульбарс быстро свернул карту, спросил с услужливой тревогой:

— Вызвать доктора, ваше сиятельство?

— Не надо... Отойдёт... Пойду лягу.

Долгоруков понял, что разговор окончен, сказал с ноткой сочувствия:

— Не буду далее беспокоить... Желаю скорейшего выздоровления.

Румянцев, отняв руку от лба, произнёс устало:

— Я прошу вас, князь, не откладывать поездку... Стараясь заслонить необъятное пространство малым числом войска, генерал Эссен растянул полки по всей линии. Но в таком виде оные не могут быть против неприятельского нашествия крепким кордоном. Посему повелел я Христофор Юрьичу не раздроблять полки на малые отряды, а содержать целыми и поставить в крепости. Вы уж проследите, чтоб всё исполнено было в точности...